Два этюда
* * *
Люблю водить дружбу с водой. Наверное, поэтому и не отказалась от «горящей» путевки в Дом творчества, который расположился на живописном берегу Москвы-реки. Вы замечали, как меняется красота средней полосы возле водоемов? Какой интенсивно-зеленой становится природа: луга, деревья, цветы – все досыта напитано влагой жизни, которую несет река. А птицы? Громче и разнообразнее их голоса ранним утром, нежнее и тише к вечеру. И их такое множество! А речные радуги? А облака? Нет лучшего времени, чем утро у воды. Сразу после завтрака живой лентой отдыхающие проплывают на пляжи по главной аллее парка.
Рядом со мной каждое утро, расстилая свой золотисто-желтый коврик, ложилась загорать довольно пожилая дама. Смешно приклеивала на нос принесенный с собой листочек подорожника, надевала темные и не модные очки и наслаждалась солнечными ваннами. Мы познакомились лишь спустя неделю. Она была молчалива – редкий женский дар. Никогда не отдыхала после обеда. Любила гулять по аллеям парка. И не ужинала. Танцы и экскурсии тоже ее не привлекали. В плетеной из соломки сумочке, с которой она никогда не расставалась, пряталась книга. В этой пожилой даме была какая-то загадка, которую хотелось разгадать. Позже меня осенило – она умела быть одна. И это получалось не вынуждено, а, наоборот, как-то возвышенно и красиво.
Людям свойственно собираться в стаи. Но всегда встречаются изгои, которые выбирают непозволительную роскошь – быть подлинными. Они не носят маски, не играют по правилам, не зависят от оценок окружающих. А это наказуемо. И тогда от них отворачиваются. Вечный сценарий «гадкого утенка на птичьем дворе». Наблюдая за Ольгой Николаевной, я думала: «Это храбрость победителя или смирение побежденного?»
Незадолго до отъезда, мы вдвоем сидели на обрыве и молча смотрели на реку. Возвращаться в корпус не хотелось. И вдруг, неожиданно для меня, она заговорила:
— Спасибо вам, что умеете так красноречиво молчать. Вы одна из немногих, кому я хоть как-то интересна. Я это сразу почувствовала. Спасибо, что вам не все равно.
Она умолкла также неожиданно, как и заговорила. Мне показалось, что в ней происходит внутренняя борьба. И я не сочла возможным вмешиваться.
— Вы, наверное, решили, что я – гордячка? Но это другое. Я ведь, деточка, из прошлой эпохи. А в то время женщины ездили на Днепрогэс и Магнитку, осваивали целину, строили высотки, одним словом, трудились на благо страны наравне с мужчинами. А у меня не получалось – наравне. Была ли я ленивой? Да, нет, не была. Бездарной неумехой? Тоже нет. Я искренне хотела вместе со всеми работать под песню: «Наш паровоз вперед летит…». Но как ни старалась, мой личный паровоз всегда стойко стоял на запасном пути. Как бы я ни пыталась заставлять себя жить по правилам коллектива, у меня не получалось. И в каком бы ведомстве я ни служила в те далекие годы, коллеги это замечали. За спиной называли барынькой и белоручкой. А случалось, и просто игнорировали, втихаря дразня «контрой». А моя отстраненность от среднестатистической советской женщины объяснялась всего лишь одним – искренним нежеланием превратиться во что-то среднее, типа товарища и брата по оружию. Я упорно не могла понять – что такое равенство полов. Вот такая я протестантка.
Она опять надолго замолчала. Но теперь уже по-другому, словно вспоминая о чем-то ушедшем давным-давно. Потом продолжила:
— Вынужденное одиночество совсем не похоже на выбранное. Общее пренебрежение ломает. Вы знаете, у меня был очень трудный период в жизни. В какой-то момент я поняла, что другие люди не хотят, чтобы « Я БЫЛА». Очень долго пыталась этому сопротивляться, а потом сдалась. И решила – «НЕ БЫТЬ». Заработала легочную болезнь, как результат глубокой печали. Уже в санатории один старый доктор сказал мне: «Подумайте, Вы готовы жизнь отдать за то, чтобы Вас принимали за свою? Вы готовы поломать себя ради того, чтобы петь хором? Источник радости и счастья человека у него внутри, этот источник – вечен, не иссякаем. Если Вы его отыщите, то никогда больше не будете страдать от вынужденного одиночества. И я ему поверила и решила выздороветь. Он меня уговорил.»
Затаив дыхание, боясь перебить ее откровенность движением или вздохом, я слушала, как завороженная. Потому что первый раз в жизни столкнулась с особой формой женского протеста в борьбе за подлинность. Это была не знакомая мне разновидность женственности, которая сгибалась, как лоза, вплетенная в сложные замыслы эпохи социализма, ей пытались содрать кору грубой рукой судьбы, но она жила. Вопреки. И в этой гибкости обреталась великая сила мудрости — петь сольную партию.
Наверное, именно тогда я решила, что русская соборность, о которой мы так много говорили с друзьями, все-таки не выстраивается по принципам колхозного коллективизма. В соборности нет идеологии обвинения за индивидуальность, потому что во главе стоит Учитель Любви. И еще я поняла, что связь с прошлым нам необходимо осуществлять не только через компьютер, книги и периодику. Для нас сохранили людей, которые видели иное время, жили в иную эпоху и собрали уникальный личный опыт. И он не должен затеряться в коридорах времени.
***
В чем различия между мудрым, умным, информированным? Душевным и духовным? Уверенным и сомневающимся? Задающим вопросы или всегда знающим ответы?
Я ехала в электричке на дачу. Последний вагон, как хвост гусеницы, раскачивался то влево, то вправо, убаюкивал и обещал целый час вынужденного отдыха после активной беготни и суеты на неделе. За окошком проплывали подмосковные пейзажи: маленькие перелески разделяли между собой поселки, на километры растянутой гармошкой громоздились трехметровые заборы, торговые центры кокетничали в вертикальном озеленении, а вереницы машин выстраивались в терпеливые очереди на переездах. Одним словом, все, как всегда…
В моей сумочке лежала тетрадь, на обложке которой зайцы и медвежата играли в мячик. Ее мне подарила тихая и очень милая девушка, решившая уйти из мира в монастырь. Сначала тетрадь была приготовлена ею в мусор вместе с остальными уже не нужными вещами. Но поймав мой просительный взгляд, она, смущаясь, передала мне это сокровище со словами:
— Я здесь пыталась поговорить с Богом, возьми, если тебе нужно.
Мне было нужно. И я с благодарностью забрала тетрадь себе. Уже довольно давно я носила ее в сумочке, читая при каждом удобном случае. И только недавно поняла, что пытаясь отыскать в ней знание, нашла молитву.
« Я все время ищу Тебя, Господи. И самое смешное или глупое, что пытаюсь найти через интернет. В поисках Твоих адептов я скоро сломаю мозг. Но кого бы я ни встретила, скольких бы людей не услышала, мне все время кажется, что они близко от Тебя, но не с Тобой. Спасибо им за опыт, за то, что находят в себе силы и желания поделиться им. Спасибо всем, кто пытается помогать другим на дорогах к Тебе. Но я понимаю, что пути, по которым Ты ведешь людей к Себе, так различны, что никто не может научить меня моему. Никто, кроме Тебя. В сущности, соборность – это объединение нас в Твоей благодати. Но внутри этой соборности каждый одинок на дороге к Тебе и это понимание приходит не сразу. Мы стараемся выполнять заповеди блаженства, данные Тобой, но даже это выполнение случается различно, потому что мы так отличаемся друг от друга… И, может быть, в этой своей индивидуальной неприкаянности мы все так стремимся быть поближе друг к другу, так хотим обрести родных или единомышленников. Но в итоге приходит понимание, что нет никого ближе Тебя. И тогда человек остается один стоять на дороге, а Ты ждешь его в назначенном Тобою месте.…
Иногда тоска по Тебе становится невыносима. И тогда осознаешь — это главное проклятие человека – разделенность с Тобой. Главная мука, которую можно обозначить, как ад: в вечности – и без Тебя.
Я вижу Тебя в каплях после дождя, в зелени майской листвы, я ищу Тебя в мире, который был создан Тобой в нетленной красоте. Через него Ты рассказываешь нам о Себе. Создавая эту неподвластную уму красоту Ты говоришь нам о Своей Любви.
Что же мы принесли Тебе взамен?
Как хотелось бы вложить всю боль, стыд и раскаяние, в одно слово: «Прости». Но, ведь, Ты уже ответил, сказав: «Прости им, ибо не ведают, что творят». Ты так велик во всем. И в незаслуженном нами прощении… Ты Собой учишь нас искать оправдание, а не обвинять, искать глубину милосердия, а не поверхностную справедливость, постигать мудрость, не заменяя ее всезнайством. Слава Тебе, показавшему нам Свет!
Пытаясь говорить с людьми, я не понимала, что у меня есть единственная потребность в разговоре с Тобой. Мне казалось, что сообщество людей поможет мне пройти эту жизнь. Как поздно я поняла, что главное в ней — Ты. И только в беседе с Тобой выйдут наружу истинные мотивы моих мыслей и поступков. Ты – единственный Судья, совершенная Совесть, Правда души моей.»
***
Мой отец говорил мне, что прежде чем писать картину, художник пишет этюды, и часто через эти детали понимает общий замысел будущего полотна. Мне казалось, что в его мастерской было столько замечательных картин. А он смеялся над моим невежеством тепло и по-доброму и всегда повторял, что не написал ни одной стоящей картины, а так, лишь этюды, объединенные общим замыслом…
