По горячим следам…
Я выросла в семье врача и с самого раннего детства слушала «истории болезни» детишек, которых лечила моя мама…. Мама, такое теплое, такое родное слово. Она рассказывала, как во время Отечественной войны, ей было всего одиннадцать лет, она осталась совершенно одна в холодном и разбомбленном доме. Ее отец и мой дедушка был на фронте, а ее маму и мою бабушку увезли в госпиталь. Морозы были лютые. А в соседней маленькой комнатке лежала старенькая и очень больная бабушка. Бабушка Анеля – мамина бабушка и мама моей бабушки. У нее было очень больное сердце. Мама говорила, что несмотря на это, бабушка Анеля была всегда в трудах и заботах, никогда себя не жалела, только разве иногда вздыхала, что всей большой семьей пришлось покинуть родной Двинск и перебраться в Россию. И так случилось, что бабушка слегла именно в тот момент, когда кроме маленькой девочки, моей мамы никого не было в квартире. Проболев совсем немного, бабушка Анеля умерла. Мне сейчас даже трудно себе представить состояние ребенка, одного, под бомбежками, замерзающего, голодного, на руках у которого оказалась мертвая бабушка. Мама рассказывала, что бегала на первый этаж в дворницкую, чтобы ей помогли обмыть бабушку перед похоронами. Жена дворника, добрая женщина, не отказалась помочь ребенку. Мама рассказывала, как они вдвоем обмывали бабушку, потом как шили ей погребальное платье, как хоронили. Когда я слушала ее рассказы, какие-то спокойные, как будто все, так и должно было бы быть, то невольно думала: сколько же выпало боли на долю наших людей? Чтобы носить своей маме и моей бабушке передачи в госпиталь, эта одиннадцатилетняя девочка, пошла работать в дом пионеров – вязать, и стала получать рабочую карточку. При этом училась в школе и выживала в полуразрушенном доме. Иногда я задаю себе вопрос: смогли бы выжить наши сегодняшние дети, если бы на них «упали» подобные испытания? Может быть уже тогда, когда она ухаживала за больной бабушкой, и пришло решение стать врачом? Мама говорила, что играла в доктора всегда, сколько себя помнит. Ее сильный и добрый характер помогал детишкам вставать на ноги. Уже, будучи очень старенькой, страдая от того, что больше не приносит пользы, она тихо и радостно говорила: «У меня не умер ни один ребенок».
Возникает вопрос. О чем я пишу? О маме? Но о ней я бы писала очень много, историй в ее врачебной практике хватило бы, чтобы заполнить не один сайт. Пишу я потому, что именно сегодня я встречалась с другим доктором, тоже «старого поколения». Доктором, который тоже «уходит на отдых». И она вдруг сказала мне важные и очень своевременные слова. Именно этими словами и захотелось мне поделиться с вами. Уходит эпоха настоящих врачей, замечательных диагностов, людей, всей жизнью преданных своему делу. Мама никогда не говорила – я работаю. Она говорила – я служу. Уходит эпоха тех, кто всей своей жизнью «служил» и помнил о клятве Гиппократа каждую минуту. Уходит поколение людей, для которых медицина была сродни искусству, а не профессии. Уходит поколение врачей, которые лечили не болезнь, а больного, которые не были «узкими специалистами», которые знали о своих пациентах все. И наступает эра иной медицины. Так вот, как сказала мне Светлана Федоровна, очень опытный клиницист, она была на конференции врачей-кардиологов. Там выступал «один из светил», уникальный врач, педагог, профессор. Из этических соображений умолчим и об имени и о месте его работы-службы. Он тоже из «уходящего поколения». И сказал он следующее: « Мы имеем в сегодняшнем арсенале практически совершенную технику. Если к нам привозят пациента в течение часа после того, как случается беда, мы можем восстановить его жизнь. За очень короткий промежуток времени мы можем провести точнейшее обследование, сделать сложнейшие анализы. Все это так. Но мне очень горько, что уходит главное: связь между врачом и пациентом. Связь между человеком, который может помочь и человеком, который ищет помощи. Мы перестали говорить с больными, мы перестали собирать анамнезы. Нам все равно, какого цвета кожа, у заболевшего человека, какие глаза, цвет губ, как «живут» его руки, что у него на душе. Теперь говорить о триединстве врача-больного-болезни, о том, чтобы пациент «помогал» врачу, преодолевая свой личный страх, дурные наклонности, сложную наследственность и т.д., просто не приходится. Я наблюдаю за тем, как интерны больше не говорят со своими больными. Теперь между врачом и больным – пропасть. Наступило сложное время, когда человек в болезни оказывается совершенно беспомощен и одинок, а отношение к нему формируется как к биологической машине, подчиняющейся тем или иным законам. И я думаю о том, что же важнее: вылечить тело или успокоить душу? Почему, как раньше, нельзя совместить эти два подхода?»
Именно эти слова мне говорила моя мама не так давно, когда с горечью и болью я услышала от нее: «Уходит доверие к врачам. Что-то случилось. Что-то пошло не так». И я все чаще задаю себе вопрос: «Почему мы все еще продолжаем разрушать все до основанья, а затем,….. мы наш мы новый мир построим…» Неужели это уже стало генетической программой, заложенной миной, замедленного действия. Почему нельзя брать из прошлого лучшее, что в нем было? Почему нельзя пользоваться опытом людей, которые всю жизнь положили для того, чтобы этот опыт приобрести? «Мы наш, мы новый мир построим….» Построили. Господь сказал: «По плодам узнаете их». Горек тот плод получается….Если из человека уходит человечность, то, что дальше? А если из врача?
