Посеем семена добра…

Это блог о том, как остаться человеком в наше непростое время…

Случаи из практики

Написано в рубрике: Случаи из практики — admin 1:25 дп в Понедельник, 15 февраля, 2010

       

кабинет

 Вся суть дела во внутреннем изменении, и соответственно сим изменениям должно изменять внешнее. Произошло ли какое внутри изменение, выражающееся в настоятельных требованиях сердца, или только появились мысли благие в душе? И мысли эти в голове ли только или и в сердце сошли?! Потрудитесь всё это получше уяснить, чтобы не сделать шага, не могущего привести к искомому.

      Святитель Феофан Затворник (Вышенский)

 Ранней весной, когда воздух пахнет  особенной свежестью талой воды и отмерзающей земли, я шла на работу по лужам и слушала, как птицы заливаются, стараясь перекричать все звуки шумного города. Настроение было «исключительно замечательное». Поднявшись по лестнице к своему кабинету, я увидела крупную женщину, которая вытирала слезы уже скомканным и насквозь промокшим носовым платком. Рядом с ней стоял молодой человек, на вид 17-18 лет, с немного детским лицом, длиннорукий и длинноногий. Казалось, он все еще не перешел из неуклюжести подросткового возраста к мужской осанистости.

— Доброе утро, — насколько возможно, я старалась погасить свое радужно-радостное настроение, чтобы не было между нами такого уж сильного диссонанса.

— Ой, доктор, дорогой, здравствуйте, — слезы лились уже ручьем, и она не старалась их вытирать.

Доктор? Ну, хорошо. Пусть так. Хотя, конечно, мне довольно часто приходилось объяснять, что психолог – не врач. В данный момент все эти мои объяснения были ни к чему.

— Я приглашу вас через пару минут, — сказала я им обоим, открывая кабинет .

  Когда они вошли и сели, женщина уже не плакала. Молодой человек седел молча, опустив голову. Он нервничал. И, как бы, отступал.

—  Вот, привела к вам, поговорите с ним, пожалуйста, в монахи собрался. Как восемнадцать лет исполнилось, так и собрался. Их двое у меня – дочка и он. Муж умер давно, вдова я, думала, кормильца себе выращу, а он меня к старости оставляет и уходит навсегда. Когда он только начинал по Храмам-то ходить, я радовалась. Пусть, думаю, лучше в Храм Божий, чем в подворотню. Его-то одноклассники кто наркоманит, кто курит, кто выпивает. А этот постится, да молится. Вот, думала и хорошо. Придет время – женится, у меня радость будет – внуки. А он-то что удумал, — и в порыве глубокого отчаяния она крикнула:

 – Не пущу, не будет тебе моего материнского благословения.

Молодой человек сидел, обхватив голову руками.

— Видите, доктор, опять молчит, — не могла остановиться мать, — и дома так, что ни говорю – молчит. А я-то знаю, что уйдет, и привязать ведь его не могу.  Вот ты скажи постороннему человеку, что же ты своего Бога любишь больше, чем мать родную? – прокричала она.

— Прости меня, мама, — он поднял голову, и я увидела его глаза – такие же синие, как небо, на которое я сегодня смотрела и радовалась:

— Прости, БОЛЬШЕ.

В этом его «больше» не было настойчивости, упрямства, бахвальства, в нем была тихая-тихая радость.

— Вы знаете, — обратился он ко мне, — мне и приходить-то было не нужно. Но мама так плакала, что я подумал – раз она хочет — пусть, схожу. Ей легче будет. Просто я один раз сделал свой самостоятельный выбор. Я подумал, что для меня самое важное, самое ценное, без чего я не смогу жить, а от чего могу отказаться. Без чего моя жизнь не обеднеет? А без чего я душой не выживу?  Здесь в мире думают о нынешней жизни, а я о будущей думать хочу.  Может быть, не очень понятно себя объясняю, но хочу, чтобы ты меня услышала, мама.

Мы вдвоем смотрели на нее. Она была расстроена, растеряна, она противостояла всем своим существом. Но что-то сдвинулось. Совсем чуть-чуть, похоже, он в первый раз говорил с ней при свидетеле и мог высказываться так, чтобы его не обрывали на полуслове.

— Он с ума сошел, доктор, я его в диспансер отведу. Душевнобольных в монастыри не берут, — опять собралась с силами мать.

Мы говорили три часа, вместо отведенного часа. Я считала главной своей задачей сделать все, чтобы они могли поговорить друг с другом как можно полнее. В последний час говорил больше он, тихо, уверенно, как будто уже не раз, он и думал и говорил все эти слова. И потом закончил:

-Я поеду в монастырь на лето. Ты будешь знать, куда. Ты сможешь приезжать, а, если благословит настоятель, мы и увидеться сможем. Не так просто стать монахом. Я очень долго еще в послушниках прохожу.

   Мать притихла. Мне казалось, она впервые его ВЫСЛУШАЛА. Не смирилась, но УСЛЫШАЛА, потому что ЛЮБИЛА.

   Они шли к остановке трамвая, сын бережно поддерживал ее под руку, она вытирала скомканным платочком глаза, но мне, смотревшей на них из окна, показалось, что это были уже не те, а совсем другие слезы.

и жизнь иная

Нет комментариев

Пока комментарии отсутствуют.

RSS-фид для комментариев к этой записи.

Извините, сейчас форма введения комментария недоступна.