Посеем семена добра…

Она принесла мне целую пачку ЕГО фотографий.  На них он: играл в волейбол на белом песке прибалтийского пляжа, плавал на лодке по озеру Селигер, взбирался на  горы, танцевал, обнимал ее, с совершенно безразличными глазами владельца того, что итак уже его и нечего стараться удержать. Но этих глаз она не видела. Ей нравились его атлетические плечи, высокомерные повадки роскошного молодого льва, привыкшего к поклонению, ей нравился этот профессиональный жонглер, в руках которого вместо шариков были многочисленные женские сердца. И он давал  толпе женщин сражаться за его благосклонный взгляд. Я вздохнула. Снова и снова, опять и опять. В последнее время у меня появлялось ощущение, что за лет, этак, двадцать, родился новый подвид людей – манипуляторы. Если серьезно, то  описание этого подвида, классификация может стать вполне объемной, увесистой монографией. Как будто, ген  первобытного охотника, мутировал, и трансформировался в охотника за чужими душами с единственной целью – обслужить себя любимого.  По всем статьям и по высшему разряду. Как будто этот ген – клон был завезен вместе с культурой великого потребления, собственно, чуждой и русской душе и русскому образу мыслей. И попав в иноприродную среду, мутация достигла просто чудовищного уровня. Как из рога изобилия высыпались «успешные» мальчики и «успешные» девочки, собирающие объемные коллекции жертв, которых они за обилием и в лицо-то не всегда помнят. Ристалище «псевдо успешности», измеряемое в очень сомнительной системе ценностей. Здесь был именно такой случай. Охотник и жертва. Причем – супер охотник  и супер жертва. Они познакомились на тренинге личностного роста, который, конечно вел он. А вокруг было 25 дам, которые зачарованно смотрели на этот «образец успеха» и впитывали  каждое его слово. Она мне тогда сказала, что он ее и не заметил. Только к концу тренинга милостиво бросил сквозь плечо – « Вы – очень способны». Этого оказалось достаточно, чтобы она, заняв, и перезаняв крупную сумму, отправилась на следующий цикл занятий.  Второй класс он начал со слов – «Конечно, сюда пришли только  — продвинутые. Случайные — выпали из нашей лодки». Я слушала и думала : «Значит, не у всех с интуицией дела обстоят плохо». Три человека  не побоялись быть не продвинутыми. Словом, не знаю, как там обстояли дела с личностным ростом, но стойкую депрессию девушка заработала, потому что даже при ее потребности растворяться в любимом и ничего не видеть вокруг, его поведение вызывало в ней   только страх.  Она чувствовала  полную  неуверенность в себе, как в человеке и  полную неуверенность в себе, как в женщине.  Тренинг личностного роста завершился клиникой неврозов, а потом нашей встречей.  И главная проблема состояла в том, что он ее не «бросал». Он продолжал разыгрывать все свои «ходы» и «партии». А когда она сказала, что идет к психологу, то он самодовольно рассмеявшись, сообщил – «Ну что ж, посмотрим, кто  кого», — очевидно имея в виду психолога. Я  думала о том , что с какого-то очень большого  перепуга, этот молодой человек решил, что играть с ним будут все и по его же правилам.  Наша с ней задача была настолько укрепить ее душу, чтобы она смогла совершенно прекратить игры, в которых он был профессионал. А вот ее природные восхищение любимым,  умение глубоко дружить, творческие способности – важные  и истинные ценности в жизни – были ее свойством, и здесь он был совершенно бессилен. Вернуться к себе – для нее означало выздороветь.  А для него  — забыть и искать новую жертву.

Она зашла в кабинет как-то очень неуверенно. Поздоровалась тихо-тихо. Не села, а присела. Казалось, что извиняется за то, что просто здесь, сейчас, что отнимает время. Когда заговорила, голос был нежным и грустным, неуверенным, скорее, сомневающимся.

— Я, наверное, зря пришла, — начала она. – У Вас без меня забот хватает.

Я убрала взгляд и предложила ей чашечку кофе. Она оживилась, сказала:

— Нет, ну что вы, хотя, если не трудно, спасибо, я еще не успела позавтракать.

На часах, которые громко тикали на полке с книжками было четверть третьего. «Бывают и поздние завтраки», — утешила я себя вполне банально, хотя знала, что это глупость из глупостей. И не ела она  по вполне реальной причине.  В холодильнике лежали бутерброды. Приготовив  для нее завтрак, а для себя обед – пригласила ее к журнальному столику, где и намеревалась говорить с ней дальше. Она присела на край дивана, улыбка была извиняющейся. Я поймала себя на мысли, что сейчас начну у нее просить прощения за то, что  родилась на свет. «Это не мое. Это чужое» , — услышала я привычное в голове, и в тысяча  первый раз подумала о проблеме аутентичности. Она ела осторожно, роняя крошки в маленькую ладошку блюдечком подставленную к подбородку. Пила маленькими глотками, не торопясь и не обжигаясь, дула на ложку с кофе. Завтрак-обед длился минут 20. Следующая запись была через час.  «Такими темпами»,- зажужжало в голове. Но я быстро перекрыла свой мысленный фонтан.

— У меня – несчастная любовь, — тихо и неожиданно сказала девушка.

Все мои силы  понадобились для того, чтобы не подавиться, не поперхнуться, а достойно допить свой кофе, настолько неожиданно откровенно и скоро прозвучали эти слова.

—  Он меня не любит совершенно и никогда не любил. А я его любила с третьего класса. Он приехал в Москву вместе с родителями. Они из Абхазии. Ученые. А у нас была спецшкола, английская, вот он к нам пришел и сел за одну парту со мной.  – Она рассказывала маленькими кусочками, как и ела, тщательно и аккуратно. Мы иногда вместе занимались. А в старших классах он начал ухаживать за самой красивой девочкой в классе. Уж не знаю, что там у них после школы случилось… Понимаете? – она доверчиво на меня посмотрела, — Я преподаю английский язык в школе. 

Решительно, сегодня был день сюрпризов. Я подумала, что эта хрупкая девушка, которая выглядит чуть старше обычной десятиклассницы, тихо-тихо и очень аккуратно шепчет в классе новый материал… Мне уже хотелось ее защищать от разбойников с портфелями и ранцами.

— У меня просто замечательные детки, прилежные и предмет любят, — продолжала она.

 Я чувствовала, что начинаю не понимать, что тут делаю…

— Спасибо, что так внимательно и по — доброму меня слушаете, — ответила она на мои мысли.

Хорошо, что кофе у меня уже не было. «Начинается полная профессиональная непригодность», — утешила  я себя, как могла.

— У меня в пятом классе есть одна ученица. Когда они пришли ко мне, я еще заметила очень родную фамилию Ск…..ая, у него была такая фамилия. А потом их классный руководитель перешел в гимназию, и класс отдали мне на руководство. И вот на первое классное собрание пришел он, который оказался ее папой. Я помню, что говорила я все в тот день, как робот какой-то. Просто не знала, куда руки девать, они мне мешали, как никогда. Словом, выдохнула она, его девочка уже в восьмом классе, ее папа и мама ходили  по очереди на собрания, я его любила, и ничего не менялось.

«Сколько же ей лет?», — подумала я, запоздало понимая, что более глупого вопроса я себе задать не могу.

— Мне уже 32 года, — сообщил мне этот «читатель» глупых мыслей «крутого специалиста». – Семьи у меня нет. И, наверное, уже не будет.  Собственно, с этим я к вам и пришла. Полгода назад Рита начала очень плохо заниматься. Мне пришлось поговорить с родителями. Пришел он. Оказалось, что его жена уехала во Францию с человеком, которого полюбила. Они с Ритой остались вдвоем. Девочка очень переживает, но старается изо всех сил, чтобы  не было так заметно отсутствие мамы. В доме  — все тот же идеальный порядок, папа очень ухожен, еда приготовлена. Она изо всех сил облегчала жизнь ему. То ли от того, что жалела, толи от того, чтобы он с горя не женился второй раз.  А ведь она еще девочка. Сил и опыта по хозяйству нет. Вот и учебу запустила. Хорошо, что мы это выяснили и поправили. У них достаточно денег, чтобы нанять на пару раз в неделю приходящую помощницу по хозяйству.  Вроде бы все стало налаживаться, а тут… Словом, вчера он сделал мне предложение. —  Она посмотрела на меня так, как будто ей предлагали срочно взорвать Белый дом .  —  А я не могу. Потому что свое счастье разве можно строить на несчастье других?

— А кто, по  Вашему, будет несчастен? – удалось задать мне первый вопрос. Ответ меня ошеломил.

— Ну, конечно, его жена. – И тихо добавила, — И Рита, и он, и я. Все.

А потом, немного помолчав, добавила:

— Я из тех женщин, с которыми не летают. Я земная очень, салфеточки вышиваю, кофточки вяжу, стихи читаю, люблю по полю в дождик босиком гулять, немного пою, немного сочиняю. Да и внешность…

Внешность у нее была самая трогательная, настолько женственная, что любой мужчина мог рядом с ней чувствовать себя и воином и защитником одновременно.  И тут мне стало понятно, что наши встречи продолжатся, потому что никак не могу я отпустить это милое чудо. В отличие от нее внутри меня тихо росло радостное чувство, что рядом с ней полетит любой мужчина, что, если она  останется одна – это будет чудовищная несправедливость, потому что из таких, как она получаются удивительные мамы и  замечательные жены. Часы беспощадно протикали окончание отпущенного времени. Я предложила ей встретиться на следующей неделе. Она согласилась.  Вышла, как и вошла тихо и аккуратно. В коридоре меня ждал молодой человек, с которым мы заканчивали работу. Я пригласила его в кабинет. Будь оно не ладно, это мое окно!… Сколько раз говорила себе не провожать глазами своих посетителей. Возле моих окон, прямо перед моей маленькой гостьей, затормозила новенькая иномарка. Из нее вышла очень яркая женщина, а следом за ней – девушка, лет 15-16. У меня упало сердце…. Я поняла, что это вернулась мама Риты……………

В этот день после работы ехала домой  поздно. Устала. В голове крутилась песенка моей юности

                Не заменит внешность

                Губ неярких нежность,

                Маленького сердца

                Большую доброту.

                Преданность и верность

                Не заменит внешность,

                Только вот не каждый

                Видит эту красоту…..

«Как тебе быть в теперешней твоей келье, с безграмотною схимницею, со сборщицею, с не имеющей произволения к монашеству, и со слепою, — как тебе держать себя в этом обществе, об этом определенного наставления не могу тебе дать, а смотри сама, и рассуди, и ищи только своей душевной пользы, и заботься о том, чтобы не потерпеть в чем душевного вреда. Умудряйся среди настоящих твоих неудобств. Велят читать что-нибудь, что-нибудь и прочитай, — хоть авву Дорофея, только без  всяких толкований и поучений. «Вот что пишет авва Дорофей», — и читай; а от себя ничего не прибавляй. Помни слова, сказанные в старчестве: от ближнего  — живот и смерть. Про мои же письма публично объявлять нет надобности; можно промолчать, когда можно. А скажу вкратце: умудряйся приобретать жизнь и избегать смерти, живя с теми, с кем живешь, стараясь иметь  заповеданное апостолом, то есть благость, милосердие, сострадание и любовь, которая есть исполнение закона; а как? – послушай того же апостола: друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов.»

 

 »  В записках отца игумена Антония нашелся листок, на котором написано 12 добрых друзей (монаха и всякого христианина)

1)      Правда от смерти избавляет.

2)      Чистота – к Богу присвояет.

3)      Молитва с постом – с Богом соединяет.

4)      Любовь… Идеже (где) любовь, тут и Бог пребывает.

5)      Смирение со благодарением – его же сам сатана трепещет.

6)      Рассуждение  —  выше всех добродетелей.

7)      Послушание – святое дело и скорый путь ко спасению.

8)      Воздержание – ему же несть заповеди.

9)      Труды – телу честь и душе спасение.

10)    Покаяние – самая радость Богу и ангелам.

11)   Неосуждение – без труда спасение.

12)   Милость – Самого Бога  дело.»

 

Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество Божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

Изменилась наша жизнь. Изменилось время. Нет ничего  повторяющегося, кроме глубоких традиций в культуре, в православном миропонимании. Отступим сегодня от образцово-показательных и низкокалорийных  трапез. Просто в память о старой Москве, наших предках, нашего прошлого…

«Великий пост. От масленицы нигде ни крошки, чтобы и духу не было. Даже заливную осетрину отдали вчера на кухню. В передней стоят миски с желтыми солеными огурцами, с воткнутыми в них  зонтичками укропа, и с рубленой капустой, кислой, густо посыпанной анисом, — такая прелесть. Я хватаю щепотками, — как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост. Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно! Будут варить компот, делать картофельные котлеты завитушками из сахарного мака, розовые баранки, «кресты» на Крестопоклонной… мороженая клюква с сахаром, заливные орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и  сайки, изюм кувшинный, пастила рябиновая, постный сахар – лимонный, малиновый, с апельсинчиками внутри, халва… А жареная гречневая каша с луком, запить кваском! А постные пирожки с груздями, а гречневые блины с луком по субботам… а кутья с мармеладом в первую субботу, какое-то «коливо»! А миндальное молоко с белым киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а… великая кулебяка на Благовещение, с вязигой, с осетринкой!  А калья, необыкновенная калья, с кусочками голубой икры, с маринованными огурчиками… а моченые яблоки по воскресеньям, а талая, сладкая-сладкая «рязань»… а «грешники», с конопляным маслом, с хрустящей корочкой, с теплою пустотой внутри! »

 Иван Сергеевич Шмелев

Всем известно, когда первый раз приезжаешь на дачу и открываешь дом после зимней стужи, он даже при апрельском солнышке внутри холодный и какой-то необитаемый.  Вот и мы приехали  «открывать сезон». В прошлом году нашему чиху был только годик. Взяли ее с собой, потому что она  надолго не остается одна в квартире – очень скучает. Так вот, приехали, сразу стали окна открывать, дрова из сарая заносить и  две печи топить, чтобы весь наш большой дом прогреть и просушить. А когда печки растопились, и стали тепло отдавать, тут-то и пошли стены «дышать» сырым,  влажным воздухом. Как будто в самой глубине, в самой серединке бревен  еще остались «промороженными»  целые куски дерева. И так уж неуютно стало. И тепло и сыро. Открыли тогда все окна и двери, чтобы ветер и воздух свежий и весенний быстрее все повыветривал.  А сами свои дела делаем. Начала я полы мыть и вдруг вижу, что моя шерстяная безрукавка, брошенная на диван, каким-то чудным образом переползла на кресло, и шерстяной шарф – там же. Уютное такое гнездо свито. И тут я увидела внутри этого сооружения нашу маленькую собачку, которая, пока мы возились с домом, быстренько соорудила себе теплое жилье, чтобы не замерзнуть в ожидании потепления. Уютно устроившись именно на том кресле, откуда она могла видеть все пространство большой столовой, она в тепле лежала и спокойно наблюдала за нашей беготней.  Я  уже писала, что  интеллект маленьких чихуахуа – поразителен. Одна знакомая женщина рассказывала о своей крохе тоже удивительную историю.  Она гуляла во дворе со своей собачкой. Никого не было, время было обеденное, она читала журнал, а чих бегал рядом. Эти собачки никогда не убегают от хозяев, позвать достаточно всего раз. И когда она подняла глаза от статьи, которую с увлечением читала, то, как она рассказывала, у нее «душа ушла в пятки».  Посреди площадки стояла огромная бойцовская собака с очень агрессивным видом, она глухо из глубины рычала, а прямо перед ее свирепым носом , сидел крошка-чих и с любопытством разглядывал это огромное чудище.  И когда ситуация накалилась и рык стал все отчетливей, малыш встал на задние лапки, чтобы дотянуться до  грозной пасти этого большого пса и с нежностью стал лизать его в рычащий нос. Стаффордшир то ли от наглости этого маленького создания, то ли от неожиданности – растерялся , и в этот момент с нему подбежал хозяин и с извинением взял его на поводок.  А крошка весело подбежала к своей хозяйке, виляя хвостиком, как ни в чем не бывало. Людмила Ивановна тогда рассказывала, что минуты, которые она пережила, подарили ей прядь седых волос. А для маленькой Дэзи – это было просто забавное приключение. Кроха- собачка с сердцем льва, поразительной интуицией и очень острым умом – это моя очередная песня породе, открытой всего два года назад лично для меня и всей нашей семьи.

   Бабушка с Оленькой пришли из Храма, куда ходили четыре дня подряд – слушать покаянный канон  св.Андрея Критского. Для Оленьки это были первые в жизни «стояния». Она очень по-взрослому вздохнула, снимая шубку и сапожки и с серьезным видом пошла на кухню.

   — Бабушка, — раздалось оттуда, — а ужинать мы будем или нет?

   — Конечно, будем. Вот только руки помоем,  и будем ужинать, — бабушка уже вытирала мокрые руки пушистым полотенцем, на котором розовый слоник держал сразу три воздушных шарика.

Она достала из холодильника  небольшую кастрюльку с душистой кашей  из риса, пшена и тыквы. Поставила на стол немного меда и включила чайник, чтобы заварить ароматный фруктовый чай.

   — А знаешь, — сказала Оленька, выходя из ванной комнаты, — мне даже нравится эта твоя постная еда, — в прошлом году   вы с мамой и папой меня не так постили.

   — Ну, в прошлом году ты была еще маленькая, а в этом – уже почти отроковица. Всему свое время.

Бабушка прочитала «Очи все на Тя, Господи, уповают…» и они с удовольствием приступили к ужину. Потом, прочитав благодарственную молитву, Оленька отправилась готовиться ко сну, а бабушка убиралась на кухне после нехитрой трапезы.  Когда все было помыто и убрано, бабушка пошла в детскую. Оленька лежала и о чем-то сосредоточенно размышляла.

   — Сказку будем рассказывать? – бабушка  достала из пакетика спицы.

   — А про что? – спросила Оленька.

   — А ты хочешь какую-то особенную сказку?

   — Ну да. Ты мне расскажи какую-нибудь серьезную сказку, а то батюшка Николай сказал, что в эту неделю грех по-пустому смеяться и разговаривать про несерьезное.

   — Вот оно что …. , — бабушка задумалась. Про что же рассказать внучке?

   — Хорошо, слушай. Когда-то очень давно  в старой Москве жил один мальчик, которого звали Иван.  Вся его семья поселилась в Замоскворечье. Так называли место за Москвой-рекой. Тогда в Москве ездили на лошадках, а не на машинах, не было ни телевизоров, ни холодильников. А вот Храмов в старой Москве было великое множество, за что и считался этот город святым. В одном только Кремле будто все святые собрались – И Спас на Бору , и Иван Великий,  и Василий Блаженный прямо рядом  со Спасской башней. И все башни с двуглавыми орлами, да золотыми крестами. И спят в соборах цари и невидимо присутствуют в Храмах святые.  И вот ведь что интересно. Сколько наш Кремль жгли татары, поляки, французы,  а он стоит, и стоять будет. И вот этот мальчик Иван был приблизительно твоего возраста. Ну, может, чуть-чуть постарше. И тоже Великим постом  первый раз пришел на стояния. И был у него большой друг и наставник – старенький плотник Горкин, который  служил в Ивановой семье вот уже 47 лет. И очень любил Горкин Господа и Храм. Вот и пошли они вместе с маленьким Иваном на его первые «стояния». И вот смотри – сколько лет прошло, и Ивана-то этого нет  уже, а таинственные и священные слова, которые он слушал на своих первых стояниях, были такими же, какие ты  слушала. И «Вонми небо и возглаголю, земле внушай глас, кающийся к Богу…» и «Приближается душе конец, приближается…» и  «Воспряни о душе моя…» . Слова эти не проходящие, потому что они – Божии. И колокол также  созывал и тогда и сейчас, как будто  пел: «По-мни, по-мни, по-мни». И народ был Богобоязненный.  В то далекое время, мясные лавки по Москве закрывались, да и в рыбные никто не ходил. Все соблюдали пост. Говели – это так называется.

   — Ой, бабуля, как же хорошо, когда все вместе,  а то  Леночка со мной не ходит в Храм, ее родители не пускают. А она пошла бы, я знаю, — Оленька огорченно трется носом об подушку.  – Мне больше всего понравилось « Господи  Сил, помилуй нас». И Еще «Помощник и покровитель бысть мне во спасение».

   —  Ну вот, и когда этот мальчик вырос и стал совсем большим, ему пришлось уехать во Францию. Тогда очень много людей уезжало. И стал он там писать книжки. Они и для взрослых и для детей очень хороши. В этих книжках много написано того, что мне моя бабушка рассказывала, когда я  была такой же маленькой, как ты. И про  дух христианский, который был у всего народа и про Святыни, к которым очень бережно относились и про большие рынки, полные постной едой, которые называли –«постными». У моей прабабушки, дом был тоже в Замоскворечье. Так вот и они держали коровку в сарае. И отопление было, как у нас на даче – печное. Дрова привозили, кололи и в сараи складывали, а мы потом, ребята, когда зима придет с этих сараев вниз, в сугробы прыгали. Очень долго Москва сохраняла свой старинный дух. – Бабушка почему-то огорченно  вздохнула.

   — У нас с тобой сегодня сказка не получается, — Оленька  сладко потянулась.

   — Да,- согласилась бабушка. – Что-то не получается.

   — А знаешь, бабуля, ты мне тоже про старую Москву рассказывай, потому что мне это тоже интересно. А когда я вырасту, то своим детишкам рассказывать буду. Вот и не забудется, какая она была  святая Москва.

   — Хорошо, буду рассказывать. Давай-ка спать, моя хорошая.

   — Спокойной ночи, — Оленька уютно устраивалась под одеялом.

Тюпа ждал, когда бабушка освободит кресло. И как только она вышла из комнаты, потушив свет, тут же запрыгнул на дежурное место. Здесь на кресле  Оленька не будет его толкать ножками. Какой умный кот! Понимал, что его маленькая хозяйка пока еще не уснула. А Оленька лежала и представляла старую Москву, где было много Храмов, а в них  — Святые, которые охраняли  этот  город от всех напастей. И еще она видела перед собой много маленьких мальчиков и девочек, которые быстро-быстро шли по морозу вместе с родителями на свои первые «стояния».

И тихонько, чтобы никто не услышал, кроме ее Ангела хранителя, она прошептала стихи, выученные накануне

Пока грехи, как ты, невелики,

Встань на борьбу, живи по Божью слову,

С любовью к Тайнам приступай Христовым,

И побегут незримые враги.

«А теперь спать», — решила Оленька. – «Через два дня они с мамой, папой, бабушкой и дедушкой  пойдут на причастие.»

       

 Вся суть дела во внутреннем изменении, и соответственно сим изменениям должно изменять внешнее. Произошло ли какое внутри изменение, выражающееся в настоятельных требованиях сердца, или только появились мысли благие в душе? И мысли эти в голове ли только или и в сердце сошли?! Потрудитесь всё это получше уяснить, чтобы не сделать шага, не могущего привести к искомому.

      Святитель Феофан Затворник (Вышенский)

 Ранней весной, когда воздух пахнет  особенной свежестью талой воды и отмерзающей земли, я шла на работу по лужам и слушала, как птицы заливаются, стараясь перекричать все звуки шумного города. Настроение было «исключительно замечательное». Поднявшись по лестнице к своему кабинету, я увидела крупную женщину, которая вытирала слезы уже скомканным и насквозь промокшим носовым платком. Рядом с ней стоял молодой человек, на вид 17-18 лет, с немного детским лицом, длиннорукий и длинноногий. Казалось, он все еще не перешел из неуклюжести подросткового возраста к мужской осанистости.

— Доброе утро, — насколько возможно, я старалась погасить свое радужно-радостное настроение, чтобы не было между нами такого уж сильного диссонанса.

— Ой, доктор, дорогой, здравствуйте, — слезы лились уже ручьем, и она не старалась их вытирать.

Доктор? Ну, хорошо. Пусть так. Хотя, конечно, мне довольно часто приходилось объяснять, что психолог – не врач. В данный момент все эти мои объяснения были ни к чему.

— Я приглашу вас через пару минут, — сказала я им обоим, открывая кабинет .

  Когда они вошли и сели, женщина уже не плакала. Молодой человек седел молча, опустив голову. Он нервничал. И, как бы, отступал.

—  Вот, привела к вам, поговорите с ним, пожалуйста, в монахи собрался. Как восемнадцать лет исполнилось, так и собрался. Их двое у меня – дочка и он. Муж умер давно, вдова я, думала, кормильца себе выращу, а он меня к старости оставляет и уходит навсегда. Когда он только начинал по Храмам-то ходить, я радовалась. Пусть, думаю, лучше в Храм Божий, чем в подворотню. Его-то одноклассники кто наркоманит, кто курит, кто выпивает. А этот постится, да молится. Вот, думала и хорошо. Придет время – женится, у меня радость будет – внуки. А он-то что удумал, — и в порыве глубокого отчаяния она крикнула:

 – Не пущу, не будет тебе моего материнского благословения.

Молодой человек сидел, обхватив голову руками.

— Видите, доктор, опять молчит, — не могла остановиться мать, — и дома так, что ни говорю – молчит. А я-то знаю, что уйдет, и привязать ведь его не могу.  Вот ты скажи постороннему человеку, что же ты своего Бога любишь больше, чем мать родную? – прокричала она.

— Прости меня, мама, — он поднял голову, и я увидела его глаза – такие же синие, как небо, на которое я сегодня смотрела и радовалась:

— Прости, БОЛЬШЕ.

В этом его «больше» не было настойчивости, упрямства, бахвальства, в нем была тихая-тихая радость.

— Вы знаете, — обратился он ко мне, — мне и приходить-то было не нужно. Но мама так плакала, что я подумал – раз она хочет — пусть, схожу. Ей легче будет. Просто я один раз сделал свой самостоятельный выбор. Я подумал, что для меня самое важное, самое ценное, без чего я не смогу жить, а от чего могу отказаться. Без чего моя жизнь не обеднеет? А без чего я душой не выживу?  Здесь в мире думают о нынешней жизни, а я о будущей думать хочу.  Может быть, не очень понятно себя объясняю, но хочу, чтобы ты меня услышала, мама.

Мы вдвоем смотрели на нее. Она была расстроена, растеряна, она противостояла всем своим существом. Но что-то сдвинулось. Совсем чуть-чуть, похоже, он в первый раз говорил с ней при свидетеле и мог высказываться так, чтобы его не обрывали на полуслове.

— Он с ума сошел, доктор, я его в диспансер отведу. Душевнобольных в монастыри не берут, — опять собралась с силами мать.

Мы говорили три часа, вместо отведенного часа. Я считала главной своей задачей сделать все, чтобы они могли поговорить друг с другом как можно полнее. В последний час говорил больше он, тихо, уверенно, как будто уже не раз, он и думал и говорил все эти слова. И потом закончил:

-Я поеду в монастырь на лето. Ты будешь знать, куда. Ты сможешь приезжать, а, если благословит настоятель, мы и увидеться сможем. Не так просто стать монахом. Я очень долго еще в послушниках прохожу.

   Мать притихла. Мне казалось, она впервые его ВЫСЛУШАЛА. Не смирилась, но УСЛЫШАЛА, потому что ЛЮБИЛА.

   Они шли к остановке трамвая, сын бережно поддерживал ее под руку, она вытирала скомканным платочком глаза, но мне, смотревшей на них из окна, показалось, что это были уже не те, а совсем другие слезы.

Митрополит Трифон,  бывший епископ Дмитровский, викарий Московской епархии, в миру князь Борис Петрович Туркестанов, оставил нам в наследие множество своих произведений, отражающих его мировоззрение, характер, освещающих его жизнь и деятельность. Одним из замечательных образцов  в форме  религиозной поэзии, предстает написанный  Владыкой акафист «Слава Богу за все». В этом  произведении нам открываются лучшие стороны души  Владыки Трифона,  мы слышим горячую сердечную  молитву, пытаемся постичь глубину размышлений о Божьем мире,  и становимся свидетелями большого  поэтического дарования.

 СЛАВА БОГУ ЗА ВСЕ

Нетленный Царю веков, содержащий в деснице Своей все пути жизни человеческой силою спасительного промысла Твоего, благодарим Тя за все ведомые и сокровенные благодеяния Твоя, за земную жизнь и за небесные радости Царства Твоего будущего. Простирай нам и впредь Твои милости, поющим: Слава Тебе, Боже, во веки.
Икос 1

Слабым беспомощным ребенком родился я в мир, но Твой Ангел простер светлые крылья, охраняя мою колыбель. С тех пор любовь Твоя сияет на всех путях моих, чудно руководя меня к свету вечности. Славно щедрые дары Твоего Промысла явлены с первого дня и доныне. Благодарю и взываю со всеми, познавшими Тя:

Слава Тебе, призвавшему меня к жизни;

Слава Тебе, явившему мне красоту вселенной.

Слава Тебе, раскрывшему предо мною небо и землю как вечную книгу мудрости;

Слава Твоей вечности среди мира временного.

Слава Тебе за тайные и явные милости Твои;

Слава Тебе за каждый вздох грусти моей.

Слава Тебе за каждый шаг жизни, за каждое мгновение радости;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 2

Господи, как хорошо гостить у Тебя: благоухающий ветер, горы, простертые в небо, воды, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и легкость облаков. Вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки, и птицы и звери носят печать Твоей любви. Благословенна мать-земля с ее скоротекущей красотой, пробуждающей тоску по вечной отчизне, где в нетленной красоте звучит: Аллилуия!
Икос 2

Ты ввел меня в эту жизнь, как в чарующий рай. Мы увидели небо, как глубокую синюю чашу, в лазури которой звенят птицы, мы услышали умиротворяющий шум леса и сладкозвучную музыку вод, мы ели благоуханные и сладкие плоды и душистый мед. Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях.

Слава Тебе за праздник жизни;

Слава Тебе за благоухание ландышей и роз.

Слава Тебе за сладостное разнообразие ягод и плодов;

Слава Тебе за алмазное сияние утренней росы.

Слава Тебе за улыбку светлого пробуждения;

Слава Тебе за земную жизнь, предвестницу небесной.

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 3

Силою Духа Святого обоняет каждый цветок, тихое веяние аромата, нежность окраски, красота Великого в малом. Хвала и честь животворящему Богу, простирающему луга, как цветущий ковер, венчающему поля золотом колосьев и лазурью васильков, а души — радостью созерцания. Веселитесь и пойте Ему: Аллилуия!
Икос 3

Как Ты прекрасен в торжестве весны, когда воскресает вся тварь и на тысячи ладов радостно взывает к Тебе: Ты источник жизни, Ты победитель смерти. При свете месяца и песне соловья стоят долины и леса в своих белоснежных подвенечных уборах. Вся земля — невеста Твоя, она ждет Нетленного Жениха. Если Ты траву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения, как просветятся наши тела, как засияют наши души!

Слава Тебе, изведшему из темноты земли разнообразные краски, вкус и аромат;

Слава Тебе за радушие и ласку всей природы.

Слава Тебе за то, что Ты окружил нас тысячами Твоих созданий;

Слава Тебе за глубину Твоего разума, отпечатленного во всем мире.

Слава Тебе, благоговейно целую следы Твоей незримой стопы;

Слава Тебе, зажегшему впереди яркий свет вечной жизни.

Слава Тебе за надежду бессмертной идеальной нетленной красоты;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 4

Как Ты услаждаешь думающих о Тебе, как животворно святое Слово Твое, мягче елея и сладостнее сот беседа с Тобой. Окрыляет и живит молитва к Тебе; каким трепетом наполняется сердце и как величава и разумна становится тогда природа и вся жизнь! Где нет Тебя — там пустота. Где Ты — там богатство души, там живым потоком изливается песнь: Аллилуия!
Икос 4

Когда на землю сходит закат, когда воцаряется покой ночного сна и тишина угасающего дня, я вижу Твой чертог под образом сияющих палат и облачных сеней зари. Огонь и пурпур, золото и лазурь пророчески говорят о неизреченной красоте Твоих селений, торжественно зовут: пойдем к Отцу!

Слава Тебе в тихий час вечера;

Слава Тебе, излившему миру великий покой.

Слава Тебе за прощальный луч заходящего солнца;

Слава Тебе за отдых благодатного сна.

Слава Тебе за Твою благость во мраке, когда далек весь мир;

Слава Тебе за умиленные молитвы растроганной души.

Слава Тебе за обещанное пробуждение к радости вечного невечернего дня; Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 5

Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе у него тишина и свет: там Христос! И сердце поет: Аллилуия!
Икос 5

Я вижу небо Твое, сияющее звездами. О, как Ты богат, сколько у Тебя света! Лучами далеких светил смотрит на меня вечность, я так мал и ничтожен, но со мною Господь, Его любящая десница всюду хранит меня.

Слава Тебе за непрестанные заботы обо мне;

Слава Тебе за промыслительные встречи с людьми.

Слава Тебе за любовь родных, за преданность друзей;

Слава Тебе за кротость животных, служащих мне.

Слава Тебе за светлые минуты моей жизни;

Слава Тебе за ясные радости сердца.

Слава Тебе за счастье жить, двигаться и созерцать;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 6

Как Ты велик и близок в мощном движении грозы, как видна Твоя могучая рука в изгибах ослепительных молний, дивно величие Твое. Глас Господень над полями и в шуме лесов, глас Господень в рождестве громов и дождей, глас Господень над водами многими. Хвала Тебе в грохоте огнедышащих гор. Ты сотрясаешь землю, как одежду. Ты вздымаешь до неба волны морские. Хвала смиряющему человеческую гордыню, исторгающему покаянный вопль: Аллилуия!
Икос 6

Как молния, когда осветит чертоги пира, то после нее жалкими кажутся огни светильников — так Ты внезапно блистал в душе моей во время самых сильных радостей жизни. И после молниеносного света Твоего какими бесцветными, темными, призрачными казались они. Душа гналась за Тобою.

Слава Тебе, край и предел высочайшей человеческой мечты!

Слава Тебе за нашу неутолимую жажду Богообщения.

Слава Тебе, вдохнувшему в нас неудовлетворенность земным;

Слава Тебе, облекшему нас тончайшими лучами Твоими.

Слава Тебе, сокрушившему власть духов тьмы, обрекшему на уничтожение всякое зло;

Слава Тебе за откровения Твои, за счастье чувствовать Тебя и жить с Тобою.

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 7

В дивном сочетании звуков слышится зов Твой. Ты открываешь нам преддверия грядущего рая и мелодичность пения в гармоничных тонах, в высоте музыкальных красок, в блеске художественного творчества. Все истинно прекрасное могучим призывом уносит душу к Тебе, заставляет восторженно петь: Аллилуия!
Икос 7

Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов, гениев науки. Силой Сверхсознания они пророчески постигают законы Твои, раскрывая нам бездну творческой премудрости Твоей. Их дела невольно говорят о Тебе: о, как Ты велик в Своих созданиях, о, как Ты велик в человеке.

Слава Тебе, явившему непостижимую силу в законах вселенной;

Слава Тебе, вся природа полна законов Твоего бытия.

Слава Тебе за все открытое нам по благости Твоей;

Слава Тебе за то, что Ты сокрыл по мудрости Твоей.

Слава Тебе за гениальность человеческого ума;

Слава Тебе за животворящую силу труда.

Слава Тебе за огненные языки вдохновения;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 8

Как близок Ты во дни болезни, Ты Сам посещаешь больных, Ты Сам склоняешься у страдальческого ложа, и сердце беседует с Тобой. Ты миром озаряешь душу во время тяжких скорбей и страданий, Ты посылаешь нежданную помощь. Ты утешаешь, Ты любовь испытующая и спасающая, Тебе поем песнь: Аллилуия!
Икос 8

Когда я в детстве первый раз сознательно призвал Тебя, Ты исполнил мою молитву, и душу осенил благоговейный покой. Тогда я понял, что Ты — благ и блаженны прибегающие к Тебе. Я стал призывать Тебя снова и снова, и ныне зову:

Слава Тебе, исполняющему во благих желания мои;

Слава Тебе, бодрствующему надо мной день и ночь.

Слава Тебе, врачующему скорби и утраты целительным течением времени;

Слава Тебе, с Тобою нет безнадежных потерь. Ты даруешь всем вечную жизнь.

Слава Тебе, Ты одарил бессмертием все доброе и высокое, Ты обещал желаемую встречу с умершими;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 9

Отчего вся природа улыбается во дни праздников? Отчего тогда в сердце разливается дивная легкость, ни с чем земным не сравнимая, и самый воздух алтаря и храма становится светоносным? Это веяние благодати Твоей, это отблеск Фаворского света; тогда и небо и земля хвалебно поют: Аллилуия!
Икос 9

Когда Ты вдохновлял меня служить ближним, а душу озарял смирением, то один из бесчисленных лучей Твоих падал на мое сердце, и оно становилось светоносным, как железо в огне. Я видел Твой таинственный, неуловимый Лик.

Слава Тебе, преобразившему нашу жизнь делами добра;

Слава Тебе, запечатлевшему несказанную сладость в каждой заповеди Твоей.

Слава Тебе, явно пребывающему там, где благоухает милосердие;

Слава Тебе, посылающему нам неудачи и скорби, дабы мы были чуткими к страданиям других.

Слава Тебе, положившему великую награду в самоценности добра;

Слава Тебе, приемлющему высокий порыв.

Слава Тебе, возвысившему любовь превыше всего земного и небесного;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 10

Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть, Ты возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим ее. С Тобой нет непоправимого. Ты весь любовь. Ты — Творец и Восстановитель. Тебя хвалим песнью: Аллилуия!
Икос 10

Боже мой, ведый отпадение гордого ангела Денницы, спаси меня силою благодати, не дай мне отпасть от Тебя, не дай усомниться в Тебе. Обостри слух мой, дабы во все минуты жизни я слышал Твой таинственный голос и взывал к Тебе, вездесущему:

Слава Тебе за промыслительное стечение обстоятельств;

Слава Тебе за благодатные предчувствия.

Слава Тебе за указание тайного голоса;

Слава Тебе за откровения во сне и наяву.

Слава Тебе, разрушающему наши бесполезные замыслы;

Слава Тебе, страданиями отрезвляющему нас от угара страстей.

Слава Тебе, спасительно смиряющему гордыню сердца;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 11

Через ледяную цепь веков я чувствую тепло Твоего Божественного дыхания, слышу струящуюся кровь. Ты уже близок, часть, времени рассеялась. Я вижу Твой Крест — он ради меня. Мой дух в прахе пред Крестом: здесь торжество любви и Спасения, здесь не умолкает во веки хвала: Аллилуия!
Икос 11

Блажен, кто вкусит вечерю во Царствии Твоем, но Ты уже на земле приобщил меня этого блаженства. Сколько раз Ты простирал мне Божественной десницей Тело и Кровь Твои, и я, многогрешный, принимал эту святыню и чувствовал Твою любовь, несказанную, сверхъестественную.

Слава Тебе за непостижимую живительную силу благодати;

Слава Тебе, воздвигшему Церковь Твою как тихое пристанище измученному миру.

Слава Тебе, возрождающему нас животворящими водами крещения;

Слава Тебе, Ты возвращаешь кающимся чистоту непорочных лилий.

Слава Тебе, неиссякаемая бездна прощения;

Слава Тебе за чашу жизни, за хлеб вечной радости.

Слава Тебе, возведшему нас на небо;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 12

Я видел много раз отражение славы Твоей на лицах умерших. Какой неземной красотой и радостью светились они, как воздушны, нематериальны были их черты, это было торжество достигнутого счастья, покоя; молчанием они звали к Тебе. В час кончины моей просвети и мою душу, зовущую: Аллилуия!
Икос 12

Что моя хвала пред Тобой! Я не слыхал пения Херувимов, это удел высоких душ, но я знаю, как хвалит Тебя природа. Я созерцал зимой, как в лунном безмолвье вся земля тихо молилась Тебе, облеченная в белую ризу, сияя алмазами снега. Я видел, как радовалось о Тебе восходящее солнце и хоры птиц гремели славу. Я слышал, как таинственно о Тебе шумит лес, поют ветры, журчат воды, как проповедуют о Тебе хоры светил своим стройным движением в бесконечном пространстве. Что моя хвала! Природа послушна, а я — нет, пока живу, я вижу любовь Твою, хочу благодарить, молиться и взывать,

Слава Тебе, показавшему нам свет;

Слава Тебе, возлюбившему нас любовью глубокой, неизмеримой, божественной.

Слава Тебе, осеняющему нас светом, сонмами Ангелов и святых;

Слава Тебе, Всесвятый Отче, заповедавший нам Твое Царство.

Слава Тебе, Искупителю Сыне, открывший нам путь к спасению;

Слава тебе, Душе Святый, Животворящее Солнце будущего века.

Слава Тебе за все, о Троице Божественная, Всеблагая;

Слава Тебе, Боже, во веки.
Кондак 13

О Всеблагая и Животворящая Троице, прими благодарение за вся милости Твоя и яви нас достойными Твоих благодеяний, дабы, умножив вверенные нам таланты, мы вошли в вечную радость Господа своего с победной хвалой: Аллилуия!