Посеем семена добра…

   Мое  «летнее»  детство  проходило  на даче у дедушки и бабушки в живописных местах Тульской области, Алексинского района, на берегу Оки.

   Эта река, полная чрезвычайной красоты, служила вдохновением для художников, поэтов, писателей, музыкантов.  Помню дачу Рихтера, построенную так, чтобы акустика усиливала  звук во множество раз, вызволяя его из стен дома, отпуская на волю – плыть над дивным закатом в теплом тумане. Помню золотых линей, которых отец ловил практически к каждому ужину. Помню его легкую и уверенную руку, когда он писал лошадей в ночном. Помню запах воды – речной, чуть рыбный, ракушечный. Помню особые белые песчаные берега. И другие, покрытые крупной галькой, похожей на щебень.  И еще я помню ДОМ МУЗЕЙ ПОЛЕНОВО, куда частенько нас водил отец. Необыкновенно красивое, живописное имение с потрясающими видами из окон дома; луга и небольшие спуски, похожие на мини-долины, разнотравье, поворот Оки, вокруг которого, особенно в осеннее время, желтели, краснели в сочетании с темно-зеленой хвоей сосен, березы, осины и клены. Это имение  под милым названием «Бехово»  Василий Дмитриевич Поленов приобрел в 1890 году. Только Тульская область тогда называлась Тульской губернией, а Алексинский район – Алексинским уездом. Уникальная красота приокского района  вдохновила  мастера  на  создание  редких по красоте пейзажей. В среде художников того времени, да и сейчас, пожалуй,  Василия Дмитриевича  называют не иначе, как «настоящий поэт Оки». Но мне нравились и другие его картины. Серию полотен, объединенных единым замыслом,  называют  Евангельская тема. 

   Христос Поленова – Спаситель мира, Мессия, Бог – как-то удивительно человечен, реален, прост. Он рядом, а не «над», Он подлинен, обыкновенен и достоверен. Художник как бы настойчиво повторяет: «Он – реально был». Это не миф – это доподлинная жизнь Того, Кто был Богом и человеком , Кто жил для нас и был распят за нас. Христос Поленова — мудрый учитель, Он несет людям свет любви и человечности.

    Поленов был гуманистом. Он верил в любовь, в победу добра над злом, в чистоту и доброту. И, тем не менее, в картинах на Евангельские темы, можно заметить некоторую трагически-грустную ноту. Будто реальная жизнь внесла свои коррективы в «свет» задуманных полотен. И это очень видно на картине  "Христос и грешница".

   "Ваш Христос, — писал Поленову его друг П.А. Спиро, — он мне дает не только сильный ум, доброту дает, да еще доступность, простоту, боже мой! Доброта в умном, энергичном человеке, да еще доступном — да ведь то-то и дает людям наибольшую отраду! А вся-то картина — злоба людская (узкая, гадкая, нечеловеческая страсть) тонет в доброте, разлитой по всей картине, даже в воздухе ее, а разлилась она у Вас оттого, что Христос Ваш так просто, так обыкновенно добр. И так трактован сюжет, что будь толпа, накинувшаяся на женщину, еще более разъяренная, еще страшнее разнузданная, мне бы не было страшно за женщину и за людей вообще; я взволнованно-покоен, я даже рад, что это тут случилось, — тут дело будет покончено самым гуманно простым образом, утешительным: тут есть человек, Христос, — я вижу по позе, по лицу его, по всему складу всего окружающего его, который думает о факте прежде, чем о себе, и человек с золотым сердцем; его не подденешь, потому что не за что, — у него крючков нет, он прост!"

    "Мне кажется, — писал Поленов в начале 1888 года, — что искусство должно давать счастье и радость, иначе оно ничего не стоит. В жизни так много горя, так много пошлости и грязи, что если искусство тебя будет сплошь обдавать ужасами да злодействами, то уже жить станет слишком тяжело".

   Как мне кажется, эти слова актуальны сегодня, как никогда. Видимо, классика тем и сильна, что проходит сквозь века, как будто времени не существует, а есть только система ценностей и ИСТИНА.

Мы приехали на дачу и в немом удивлении посмотрели друг на друга, стоя у закрытой калитки. То, что трава в пригороде растет быстрее, чем в Москве – это давно известно. Но чтобы к июню она выросла таким мощным, высоким и густым ковром, доходящим  почти до пояса!?….. Такое  случалось не часто за двадцать с лишним лет нашего «дачного приключения». Батюшка глубоко вздохнул: «Косить надо». В последние годы, когда «открывался дачный сезон», мы с грустью смотрели на  наши тридцать соток . Косить приходилось раз в две недели, не смотря на жару, слепней, кротовые кочки, которые появлялись с  четкой периодичностью. И опять я затянула старую песню про то, что нам, уже пожилым людям, не нужно столько земли, столько садовых деревьев, столько кустарников и вообще… А батюшка опять терпеливо выслушивал меня и говорил свое всегдашнее: «Глаза боятся – руки делают». Правда, на этот раз, мы решили возложить попечение о покосе на новую чудо-машину. Нам обещали, что она сама будет и  ездить, и косить, и сгребать.  Так оно и случилось. Если бы пару лет назад у нас  появился такой «домашний садовый комбайн», то мы бы так не уставали в борьбе за газон.
    Ближе к вечеру мы пошли погулять. Кто-то из соседей уже переехал из города на  летний  сезон. Возле чьих-то калиток росла мощная зеленая трава, хозяева еще не появлялись. Батюшка вспомнил, как  в былые времена всех хозяев сельских домов обязывали следить за территорией вокруг усадьбы. Если трава была не скошена или мусор разбросан – штрафовали. Я тоже вспоминала, как мой дедушка всегда начинал косить травку  вначале перед  домом. И только потом, когда вокруг было чисто и красиво, переходил  в палисадник. Домик у них с бабушкой был скромный, но всегда свежевыкрашенный, чистенький с цветами на окошках. Двор присыпали песком с Оки. Нас, внуков, посылали в лес с мешками для сбора сухих иголок под соснами. Дедушка считал, что для цветника это лучшая мульча. Кто-то из русских классиков сказал, что если человек вспоминает свое детство с радостью и благодарностью – это высшая аттестация родителям. Каким же чудесным  и счастливым было мое детство! Сколько историй происходило с нами, внуками, собранными под крышей дачи на Оке. Книжку написать можно. Только вот читать ее будет некому. Сейчас у ребят другие интересы и другие игры. В те годы мы ходили в походы и дедушка учил нас, как не заблудиться в лесу, как по солнцу определять время, по растениям – стороны света, как ловить рыбу, искать полезные травы для чая, определять съедобные грибы. Как плыть по Оке с ее очень быстрым течением  и приплывать в заданную точку, как развести костер во время дождя, как  правильно выбрать место и поставить палатку.  На хворосте от каких деревьев будет  жарче гореть огонь и, соответственно, быстрее кипеть вода.  Мы даже знали, что листья рябины положенные на ночь в воду, обеззараживают ее полностью, если по близости нет чистого источника и нужно приготовить  еду и чай на   не проточной прудовой воде.  Батюшка познакомился с моим вторым дедушкой, когда  тот  был  совсем стареньким. А первого дедушки уже не было.  Помню, как  они долго беседовали за чаем.  А потом, когда мы собирались уезжать, батюшка с некоторой печалью сказал: « Раньше было не так много людей образованных (дедушка был столяром-краснодеревщиком), но умных было много. А сейчас – образованных пруд пруди, а вот умных…», — дальше он  не продолжал. Если бы меня спросили, какое самое большое богатство было у меня в детстве, то не думая я бы ответила : «Два дедушки, две бабушки, все тетушки и  бабушкины подруги.» Это были очень разные люди и по происхождению и по воспитанию, но в них жила такая чистота и доброта, такая всеобъемлющая любовь к Богу, к своей семье, такая потребность  любить людей  и служить им, что, вспоминая и их слова и их поступки, мне, порой, бывает стыдно за себя, внучку, на которой «природа отдыхает».
   Так мы гуляли, «поминая» своих предков. Батюшка рассказывал о своих воспоминаниях. Только вот у него они были связаны с его мамой, которая всю свою жизнь проработала в Храме Божьем. Он помнил, как наигравшись с ребятами, они прибегали к ней голодные, а она выносила им полный противень горячих просфор.
    — «Ел я твои просфоры, и мать Лидия их вкусно печет. Но таких, какие мама пекла не ел больше никогда.»
А еще он вспоминал, как уже священником, повез свою маму, незадолго до ее смерти, по местам ее юности, как радовалась она каждому знакомому зданию, как опускала лицо в охапки сирени – любимых ее цветов, как «ожила» от этой поездки, как светились ее глаза. Вспоминал ее ангельский голос, который слышал с детства на клиросе Храма, где она пела. Вспоминал, как они вдвоем ездили в Лавру к Преподобному Сергию, как светло тогда было у него на душе. Спустя годы он вернулся в Лавру, но уже студентом семинарии.
   Мы гуляли, вспоминали и, вдруг, в один голос сказали: «Какие же мы счастливые». 
Скольких замечательных  людей благословил Господь повстречать нам в жизни;  сколько учителей, старцев, старших сестер и братьев  помогали нам  упражняться в единственно важном на земле деле – жить с Богом в сердце. Скольких людей любили мы, и сколько людей любило нас. Все это очень дорогого стоит. А еще в этот вечер батюшка вспомнил одного сельского священника, у которого было семеро малышей погодок. Жили они в большом и крепком доме. Матушка, занимаясь хозяйством, периодически выходила во двор, чтобы сосчитать всех по головам: «Не потерялись бы…» . И вот однажды, рассказывал батюшка, захожу я к ним в гости, а отца Иоанна нет – в командировку уехал по делам. Матушка на улице белье стирает. Большая куча перед ней лежит. Она в тазике руками пятна затирает простым мылом и в машинку кладет, сортируя по цвету. А прямо перед ней сидит участковый, и бумаги составляет. 
   — «Смотрю я, а это он штраф выписывает, как раз за то, что у них вокруг усадьбы трава не обкошена, – рассказывает батюшка. —  Матушка тихая, смиренная, кивает молча, что, мол: «Да, не порядок. Вы все правильно говорите». А тут из дома двое ребятишек выбегают и к ней: «Когда есть будем?». А за ними следом еще двое.  Как вся ребятня на двор высыпала, смотрю, —  продолжает вспоминать о.архимандрит, — участковый растерялся и спрашивает , чьи, мол это дети. А матушка смущенно так ему отвечает, что  ее  это детки.
   -«Вы, — говорит, —  не  беспокойтесь, я их сейчас в дом обратно отошлю.
    — «И тут, — батюшка засмеялся молодым задорным смехом, — подхватил участковый свои бумаги, и быстро-быстро ушел со двора. А вечером пришли сельские ребята и выкосили все вокруг дома».
Нагулявшись, вернулись домой. Батюшка, еще очень слабый от болезни, ушел к себе в кабинет, а я взялась за приготовление вечернего чая.  Ставя чашки на стол, доставая прошлогоднее варенье, не могла сдержать благодарной улыбки: «Слава Тебе, показавшему нам Свет!»

Предисловие к статье «О нравственном элементе в русском воспитании».

Очень многие, если не все сколько-нибудь значительные и постоянные явления нашей общественной жизни были в последние годы призываемы на суд нашей литературы, и немногие из них ускользнули от самых сильных обвинительных приговоров. Но во всех этих обвинениях более или менее ясно слышен, между прочим, один общий приговор. Какое бы учреждение и какой бы устав ни разбирался нами, мы всегда почти приходим к тому заключению, что хотя в данном учреждении или уставе и есть те или другие недостатки, но главный недостаток везде и во всем один и тот же — недостаток людей.

После разбора исторических изменений всех учреждений и уставов, которым они подвергались у нас чаще, чем где-нибудь, — так что в последнее время принято было почти за правило всякое новое установление оставлять, в виде опыта, на определенный срок, — мы должны были, кажется, прийти к ясному и твердому убеждению, что нет и не может быть такого безукоризненного учреждения, устава или закона, которого дурные исполнители не могли бы испортить так, что даже его хорошие стороны обратятся во вред обществу; и что нет такого дурного закона, учреждения или устава, которых благонамеренные исполнители не могли бы сделать если не хорошими, то, по крайней мере, сносными.

Опытом пришли мы к полному убеждению в недостаточности для успехов общественной жизни всякого рода контролей, нагроможденных на контроли; однако же, при всяком новом проекте, касающемся той или другой стороны общественной жизни, мы, не доверяя уже контролю, в то же время не доверяем и людям и почти во всем оканчиваем одним и тем же припевом: все это хорошо, да где же взять людей для этого; людей, людей-то нет; людей недостает нигде и ни для чего!

Право, читая наши обличительные статьи, прислушиваясь к нашим обличительным беседам, кажется иногда, что всеми нами овладела какая-то болезнь бранчливости, или что какой-нибудь чародей напустил нам тумана в глаза, и мы, думая, подобно ламанчскому герою, бороться с великанами зла, поднимаем копье против ветряных мельниц и, думая находиться в толпе всякого рода злодеев и плутов, сидим на самом деле в кругу наших приятелей, готовых умереть за дело правды и добра, и что в сущности нам и бороться-то не с кем и не с чем. Мы теперь все, решительно все, не исключая и гоголевского городничего, если он еще здравствует, так усердно бранимся на пользу родины, что, право, трудно решить, кого мы браним: уж не серого ли мужичка, потому что он один, решительно он один не пристает к общему обличительному концерту.

Но, увы, нет! Перед нами не ветряные мельницы, мы не в кругу честных трактирщиков и погонщиков мулов, мы не донкихоты и не в таком положении, чтобы принять мирное стадо за неприятельскую армию: зла, действительно, везде очень много, несмотря на то, что людей, вооружающихся языком против всякого зла, тоже очень много. Из этого замечательного, хотя вовсе не отрадного явления, за невозможностью сделать из него что-нибудь лучшее, можно извлечь две психологические истины: первая, что браниться в пользу ближнего и делать что-нибудь для его пользы — две вещи совершенно различные, и вторая, что недостаточно знать и понимать зло, чтобы оно исчезло, если даже средства к его уничтожению в наших руках, что между знанием добра и желанием его — глубокая пропасть, глубже даже сократовского ума.

Но куда же это, однако, девались люди и каких нам еще людей надобно? Чего, наконец, мы требуем от наших двуногих братьев, чтобы признать их за людей? Не заходит ли у нас ум за разум, как у того греческого мудреца, что днем, да еще со свечкою, не мог найти человека посреди многолюдной площади? Нет, мы не так прихотливы, и требования наши не велики. Сколько можно понять, то в наших обличениях, проходящих через типографский станок или улетающих к потолку вместе с дымом сигар и папирос, люди более или менее укоряются в недостатке того цемента, который связывает отдельные личности в одно дружное общество, в недостатке полезных для общества общественных убеждений, в недостатке так называемой общественной нравственности. Правда, браним мы своего ближнего иногда и за глупость; но, во-первых, это случается гораздо реже; а во-вторых, бранить человека за глупость так же рационально, как бранить его за то, что его физиономия нам не нравится.

Но в чем же состоит эта общественная нравственность отдельного лица? В ответе на этот вопрос мнения разделяются: одни полагают, что общественная нравственность состоит в утонченнейшем эгоизме и зависит единственно от степени умственного развития человека, так что стоит только человеку поучиться, поумнеть, и он убедится, что личное благосостояние зависит от общественного благосостояния. Но для того, чтобы прийти к такому убеждению, надобно уже очень поумнеть, поумнеть, например, до идеи, что от дров, которыми наши внуки или внуки нашего ближнего будут отапливать свои дома, нам будет тепло, или что от финансового благосостояния будущих поколений наши денежные обстоятельства будут в блестящем положении, или что от образования наших праправнуков мы лично получим огромную выгоду.

Но если и возможен такой ум, то разве для немногих избранных; что же касается до нас, то мы замечаем и в себе и в других возможность множества таких положений отдельного человека в отношении к обществу, когда личный интерес прямо противоположен общественному; когда ум, и очень развитой ум, понимая очень хорошо зло, происходящее для общества от осуществления тех или других личных интересов, тем не менее решается на их осуществление именно потому, что они личные. Гоголевский городничий, а тем более Павел Иванович Чичиков, равно как и судья Тяпкин-Ляпкин, рассуждающий о создании мира, не потому кривят душою, чтобы не понимали, что не должно кривить ею; не потому извращают законы и обращают в свою личную пользу свое официальное положение, чтобы не понимали общественной пользы законов и их правильного исполнения. Конечно, случается у нас и такой грех, но очень редко; чаще же всего мы очень хорошо понимаем, что закон полезен, что исполнение его необходимо для пользы общества; но понимаем также очень хорошо, что неисполнение законов очень полезно для нас самих. Чтобы убедиться в том, стоит только прислушаться, что говорят городничий и его почтенные сослуживцы мнимому ревизору, — стоит только заглянуть в наши официальные бумаги, наши годовые отчеты, торжественные речи: какая величественная добродетель, какое строгое понимание святости долга!

Нет! Право, в глупости нас, русских, особенно укорить нельзя. Нам на долю достался порядочный кусок от райского яблока, и мы очень хорошо понимаем, что такое добро, что зло, но знаем также слишком хорошо, где раки зимуют. Конечно, образование ума и обогащение его познаниями много принесет пользы, но увы, я никак не полагаю, чтобы ботанические или зоологические познания, или даже ближайшее знакомство с глубокомысленными творениями Фохта и Моле-шотта могли сделать гоголевского городничего честным чиновником, и совершенно убежден, что будь Павел Иванович Чичиков посвящен во все тайны органической химии или политической экономии, он останется тем же весьма вредным для общества пронырой. Переменится несколько его внешность, перестанет он подкатываться к людям с ловкостью почти военного человека, примет другие манеры, другой тон, замаскируется еще больше, так что проведет кого-нибудь и поумнее генерала Бетрищева; но останется все тем же вредным членом общества, даже сделается еще вреднее, еще неуловимее.

Чувство общественности или, другими словами, нравственное чувство живет в каждом из нас точно так же, как и чувство личности, эгоизма.
Оба эти чувства, в виде микроскопических зародышей, рождаются вместе с человеком. Но тогда как первое, т.е. нравственное чувство, благороднейшее и нежнейшее растение души человеческой, требует большого ухода и присмотра, чтобы вырасти и окрепнуть, другое, как всякий бурьян, не требует для своего преуспеяния ни ухода, ни присмотра и, не обуздываемое вовремя, скоро подавляет все лучшие, нежнейшие растения.

Убежденные в том, что нравственность не есть необходимое последствие учености и умственного развития, мы еще убеждены и в том, что воспитание, семейное и общественное, вместе с влиянием литературы, общественной жизни и других общественных сил, может иметь сильное и решительное влияние на образование нравственного достоинства в человеке. Кроме того, мы смело высказываем убеждение, что влияние нравственное составляет главную задачу воспитания, гораздо более важную, чем развитие ума вообще, наполнение головы познаниями и разъяснение каждому его личных интересов…
Ушинский К.Д. Избр.пед.соч.: В 2-х т.Т.1.М.,1953.стр.327-332

Вынужденная поездка в центр Москвы.

Сначала хотела опубликовать фотографии. Потом решила, что  в интернете и без меня фотокорреспондентов достаточно.

   Пришло больше трех десятков писем с размышлениями о сегодняшних общественно-политических событиях. Сначала я растерялась. Ну какое отношение имею ко всему этому? Потом призадумалась о жизни в своем параллельном пространстве, где всего этого просто нет. Набралась смелости  и решила ответить  на письма  следующим текстом.

   Всю жизнь и всеми силами пыталась избегать разговоров  на «политические» темы.  Видимо, и мое время пришло. Вот сижу и размышляю.  Что обычно делает ЗЛО? Оно ведь из века в век не менялось. Да и зачем, если люди по-прежнему  на все его уловки  реагируют.  Скажем,  в начале  оно ( зло) наблюдает. Потом, находя слабые места, начинает  по полной программе ставить на этом акцент ( в голове ли, в головах ли – какая разница?), ну а потом – только усиливать тревожностью, беспокойством, агрессией, сплетнями, завистью, жадностью и т.д. Кому что ближе из перечисленного. Казалось бы,  ничего нового. Мы все  это проходили у Святых отцов. Ну, так и что? Почему все снова и снова, опять и опять?
  

   Не могу освободиться  от чувства,  будто  что-то липкое, с дурным запахом  заполняет под самыми благовидными предлогами и российские улицы,  и российские головы.  Читаю лозунги оппозиции. Вроде бы лозунги красивые (не все, конечно, есть и отмеченные явным недостатком образования). Судя по ним, люди,  вроде бы,  за Россию болеют, а я им не верю. Ну, ничего не могу с собой поделать. Моя душа, как четкий навигационный прибор, уводит в сторону от этой образовавшейся на дороге жизни пробки.
   

   Отмечаю, как  сообщество  русских людей  раскалывается, как и  в 90-х на течения, партии, левых, правых, серобуромалиновых … Вот думаю, чтобы понять проблему, нужно вернуться в ту точку откуда она пошла и начать внимательно рассматривать и главное и мелочи. И завело меня это «думание» так далеко, что  «глубь веков»  напоминает. Не зря душа сигналила. Как оказалось, не зря коллеге своему, психологу  Леониду Гозману – НЕ ВЕРЮ. Вот он говорит: «Это моя страна, это моя родина», — а я не верю. Не верю и Ксении Собчак, которая убежденно поддерживает оппозицию;  потому что  точно помню, как  еще совсем недавно она пользовалась всей полнотой услуг от власти, а потом ее же и предала, перейдя в другой лагерь.  Не верю олигархам нового толка, потому что деньги, которые у них оказались, ну никоем образом  не могут быть честными, как бы они в этом не пытались всех нас заверить.  Даже окружению нашего президента  — НЕ ВЕРЮ.  Вспомнились слова Александра Проханова: «Если что-то произойдет, они первые от него побегут». В это верю. Потому что преданность и разделение бремени власти  (а не сладких привилегий) сейчас «не модно».  Так много лжи и предательства, которое почему-то называют – «русский народ просыпается».
   

   Кто у нас ГЛАВНЫЙ ПЕВЕЦ ЛЖИ? КТО ЛУКАВ ОТ СОТВОРЕНИЯ МИРА И РАНЬШЕ?  Да-да. Он самый. Раздробить, разделить, перессорить, замутить, обмануть…Ведь и с Церковью пытаются сделать то же самое.  Опять получается «по плодам», и опять плоды-то гнилые. Не верю тем, кто, оперируя лозунгами о справедливости, ссорит всех друг с другом  и вносит опасную вражду между нами и внутри Церкви. Не верю «православным», которые  на  своих сайтах (под лозунгом «Бог не в силе, а в правде»), осуждают и клянут других православных, выражая «СВОЕ  ЛИЧНОЕ ПОНИМАНИЕ ПРАВДЫ», а, отнюдь, не Правду Божию.  Достаточно просмотреть материалы сайта «Третий Рим».  Мне возразят: «А судьи кто?». Отвечаю – Святые отцы, Апостолы. На них постоянно пребывала БОЖИЯ БЛАГОДАТЬ. Не своим человеческим умом говорили – Бог говорил через них с людьми. Кто из нас может о себе сказать такое?  Через кого из нас говорит Бог? Разве только гордость и прелесть  заведут, куда «Макар телят не гонял». На слова  Святых отцов ссылаться научились, хотя эти слова были сказаны и другим людям и в другое время и по другим поводам. Такое изощренное «передергивание», чтобы ссылаясь на Церковь и ее святых,  оправдать личные инсинуации: «Вы,- мол, — такие-сякие, а мы – столб утверждения истины».
  

   И вот, наконец, смотрю на «молодую оппозицию», ту, что на Баррикадной. Не могу отделаться от  мысли о демонически талантливом  сценаристе, который затеял весь этот  продолжительный спектакль для собственного развлечения. Но эта мысль делу не поможет. И не стоит ее усиливать.  Мое поколение  спасает  жизненный опыт, память о сделанных ошибках в 90-х .  А  что если выбрать из оппозиции  тех ребят, которым «голову заморочили» и просто предложить почитать Сергея Нилуса?  Почитать, подумать, а потом сделать выбор: они с кем? Все еще с оппозицией?  Смотрю им в лица, наблюдаю, как они бойко себя ведут и думаю: «Сколько же молодой, бурлящей энергии. Ее бы да в мирных целях». Гляжу на другие лица и думаю: «Какое же глубокое одиночество и нереализованная потребность в общении». Есть «борцы» по призванию, дух в них бойцовский, а проблема-то для реализации этого духа  всегда отыщется. Девушки, почти девочки,  тоже против чего-то протестуют, а глаза – женские. Никуда от этого не денешься. Кокетничают. Разные. Очень разные люди. Психолога обмануть трудно.  Далеко не все из них враги.
  

   На эту тему писать и думать можно очень много и долго. Думаю, что всех вас, кто написал мне письма, волнуют не мои разглагольствования «по поводу и без»?  В письмах  меня спрашивали  о позиции. Она такова. Я воспринимаю демонов как оккупантов, которых в твердом уме и здравой памяти никто к себе в гости не пригласит. Точно также воспринимаю и оккупацию сегодняшней России. Практически последнего  оплота  православия. Бельмо на глазу.  И не только у «демократов».   Тех, кто «мутит воду» здесь у нас, тоже считаю оккупантами. И, пожалуй, все, что сейчас происходит —  это  масштабная  война, в которой используются все способы.  Русский народ – доверчив. Нажать на болевые точки, используя искусство манипуляции, поманить  «гламуром», посулить  «рай на Канарах» и т.д. И вот уже целая толпа скандирует: «Хотим свободы!»  Как я отношусь к оппозиции?  Как к оккупации. Как отношусь к оппозиционерам?  К одним – как к оккупантам, к другим, как к запутавшимся.  И пока, к сожалению, это моя болевая точка.

«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты»

   Вчера довелось читать блогеров, которые «взорвали» интернет  комментариями о предпраздничных событиях, в том числе и о «марше миллионов».  В который раз вспомнился  профессор Преображенский  (персонаж М. Булгакова):" Что такое эта ваша "разруха"? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? <…> Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха! «….». Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах!" 
   Не претендую на истину в первой инстанции. Попытаюсь сказать изнутри сердца женщины. Мы – особы слабого пола, если, конечно, не занимаемся богоборчеством и не пытаемся  «играть» на мужском поле по мужским правилам, давно знаем, что «принц на белом коне» — понятие многогранное. Спросите любую женщину, и она ответит, что мужчина рядом – это всегда сильное плечо.  Сильное – может быть  не  в прямом смысле этого слова, то есть хорошо, если есть натренированные мышцы, могучий и спортивный торс  и  не сутулая спина. Сильным может быть и дух. Сильным может быть умение создавать и производить, то есть  созидать. Сильным может быть нравственный потенциал, выражающийся в глубине творчества мужской личности.  Духовник, воин, созидатель,   это тот мужчина, который осуществляет главное свое предназначение  —  хранить и  воссоздавать мир, в котором женщины  могут  спокойно и в любви из поколения в поколение вынашивать внутри себя и рождать новую жизнь. Спросите каждую из нас, и вы  почувствуете глубинную потребность женщины в мире и процветании. Кто из нас готов отдавать своих детей в хаос и дисгармонию?  Может быть, только тот, кто не имеет своих, а чужих не жалко?
   И вот с этим настроением самой обычной, ничем не «выдающейся» женщины, я читала комментарии  к текстам, выложенным в блогах. И ужаснулась, потому что, если честно, стала читать подобную литературу только месяца два назад. Пыталась понять, что же думают люди о тех или иных событиях. Меня глубоко поразила  агрессия, ненависть, злоба, нецензурная брань, словом все то, что во все века являлось проявлением крайней мужской  слабости, а, отнюдь, не силы и умений. Огромное количество беспомощных мужчин «ругались» друг с другом, как женщины периода больших коммунальных квартир или общежитий.   Но, главное, что улавливалось,  это  —  беспомощность. Побольнее «укусить», погаже выругаться. Какой  же  плач  в душе женщины может вызвать подобное проявление «мужского начала». И какая же жалость рождается к ним в душе от такого полного  их мужского бессилия.
   А потом я стала смотреть фотографии с места событий. И вдруг почувствовала то же самое. Какую-то жалкую несостоятельность, что-то аморфно-безвольное, внушаемое, безликое. Ни одного лица кукловодов – только куклы и их управляемые откуда-то издалека  «лидеры».  И почему то вспомнилось: «мелкий пакостник, ангел сатанин», прикрытый лживыми словами о любви к Родине. И я представила, что каким-то сказочным образом они вдруг  станут властью. И мне, обычной женщине, стало страшно. Что они могут, кроме бунта и криков? Нецензурной брани и лозунгов «долой»? Что они создали? Что построили? Кого защитили?  Кто из них сотворец Богу?  Хаос снаружи от хаоса внутри. Или, что страшнее, обращенное к России: «Так не доставайся же ты никому», если не нам.
   Критиковать с чашкой кофе в руках изнутри удобного кресла, выдавая свой голос за «ЭХО» народа, куда проще, чем вырастить зерно, построить детскую спортивную школу, сохранить границы страны. Мне подумалось тогда, что если бы все те, кто пришел «бушевать» и бунтовать собрались в подмосковном лесу и прокопали каждый хоть метр траншеи, лесных пожаров в июле стало бы меньше. Это, конечно, мечты. Ведь профессиональные революционеры, знаю из истории, всегда отличались тем, что относились к человеческому виду кипучих бездельников. И как же их много появилось! 

   Когда ничего другого в жизни сделать не удается, когда не можешь проявить свои исконно-мужские качества, остается только одно — создавать секты и устраивать революции. А иначе, чем же еще поднять свою ценность? Чем еще привлечь внимание к гордому и бесплодному внутреннему миру?

ДУМАЙТЕ САМИ, СРАВНИВАЙТЕ:

Золотой фонд России

Верую и служу

Спасатели нашли в горах тело погибшего туриста

Выздоравливаем вместе

"Творю" новое блюдо

Урожай

Обучение

Жизнь посвящаю музыке

БЕЗ КОММЕНТАРИЯ

МЫ ВЫБИРАЕМ. НАС ВЫБИРАЮТ.

   Мое детство прошло, в том числе, и в Нескучном саду. Там со мной, совсем маленькой, гуляла бабушка. Туда я бегала немного повзрослевшей кормить кроликов, потому что их многочисленные клеточки, где они жили, сделанные для ребят, учили нас «ответственности». У меня, как и у других был «свой» кролик, которому по весне доставалось много свежей зелени с лужаек Нескучного сада. По моим детским воспоминаниям  этот старинный сад-парк жил своей, какой-то чистой и светлой жизнью. Вообще, не смотря на то, что  у власти давно стояла коммунистическая партия,  Замоскворечье продолжало частично, как бы по инерции «пребывать» в своей, в чем-то исторически сложившейся, не полностью утраченной в прошлом жизнью. Это была жизнь-тайна.  Невидимая особенно снаружи, но впитанная: в древние стены Донского монастыря, его некрополь, в плиты у входа в монастырский  Храм. Эта тайна осталась в деревьях, которые помнили времена «Евгения Онегина», в тех тропинках и дорожках Нескучного сада, по которым неспешно шла Великая княгиня Елизавета Федоровна, прогуливаясь под густыми кронами старых деревьев. Это изумительно-красивый Храм Ризоположения, Донская улица, Крымский мост, набережная Москвы-реки. Каждый раз, приезжая на бывшую Калужскую площадь я ищу глазами Храм в честь Иконы Казанской Божией Матери, хотя знаю, что его давно нет, но Москва помнит  это место. И, как бы утешая, совсем недалеко за могучей каменной стеной светят купола Храма Иоанна Воина на Якиманке…. Замоскворечье… Для меня – сердце моего детства. Другая Москва, совсем другая Москва…Добрая, уютная, в чем-то купеческая, не чопорная, скорее приветливо-простодушная, гостеприимная и помнящая. Это тот город, где по каким-то причинам не прерывалась связь эпох. Где «помнили» тротуары, стены, мосты, сады, дома… И в который раз я думаю, что сотворить с моим городом то, что сотворили, могли только те, кто никогда не был старым москвичом. Потому как зачем беречь то, что никогда не было твоей «малой родиной»? В Москву приезжали что-то там покорять, как-то там устраиваться, в чем-то там закрепиться. Только не беречь…Получать, а не отдавать.
  Сидела на скамеечке возле нашего дома старушка. Интеллигентная такая «бывшая гимназистка», старая москвичка. Даже говор, особенный московский, ее выдавал. Было ей 94 года. Каждого встречала с доброжелательной улыбкой. И вот однажды, присев рядом с ней, чтобы руки отдохнули от тяжелых сумок, я услышала от нее: «Ну что, деточка, к Карасю за рыбкой ездила?»  Купец Карасев держал  лавку на Тульской улице. Ни его, ни его семейства давно уже не было, а дом – был. Он давно отошел к Райпищеторгу. Но жители продолжали ходить к Карасю…  И еще она  добавила: «Без боя сдали Москву, хорошо, что я не увижу, что будет дальше…» У меня тогда сердце заныло… Ее уже нет и Москвы той самой тоже…
   Но жив еще Нескучный сад. И теперь даже появился журнал «Нескучный сад». В нем прочитала статью, которая, возможно, будет для кого-то актуальна на страстной седмице. И для меня, однозначно,  когда горько вздохну у стен древнего Донского монастыря о «моей» старой Москве.
Это небольшие отрывки из статьи, написанной Андреем Фоминым в журнале «Нескучный сад».

Прощение как лекарство

«…прощение — главная форма противостояния злу, которое живет в человеке и разрушает его. В христианстве тема зла связана с первородным грехом — когда человек возжелал присвоить себе право, которое было только у Бога, решать, что есть добро и что зло. Из этого вытекают все остальные следствия, которые и лежат в основе того, что есть обида, зло и прощение.
   Один из корней слова «простить» — «просто». Когда мы прощаем, нам становится жить просто. После грехопадения человек утратил простоту, цельность, расщепился на «добро» и «зло», которых возжелал. А состояние расщепления — это постоянный конфликт, немирность, вражда — самого с собой, с другими, с Богом. Первым в истории был конфликт Каина с Авелем. История Каина и Авеля — история развития греха, который лежит в основе обиды. (От себя добавила бы – и зависти) Она также говорит, почему прощение — это выполнение сразу двух главных заповедей: любви к Богу и ближнему: мы не можем без любви к Богу, без принятия Его правил простить ближнего. И мы не можем, сохранив обиду на ближнего, говорить о том, что мы любим Бога. И потому тема прощения — ядро аскетики, потому что, пока сердце человека замутнено обидой, злопамятством, агрессией, бессмысленно говорить о том, что человек может соединиться с Тем, кто его создал.
   Осуждение противоположно прощению. Когда человек просит прошения, он просит не суда, не того, чтобы полностью разобрать ситуацию, а признает, что принес боль и сожалеет об этом. И другой, прощая, понимает, что долги могут и остаться, но он тоже не судит.  Раньше, прощаясь, говорили не «до свидания», а «прости меня Христа ради» и отвечали: «Бог простит, меня прости Христа ради». Так было не только в монашеской среде, но и среди мирян. «Попрощаться» означало «попросить друг у друга прощения». В чем была его суть: если мы общались, то могли вольно или невольно друг друга обидеть. Психологически это очень верно, потому что прощать легче в самом начале, когда эмоция обиды не превратилась в мысль, не обросла деталями, фантазиями. Так же как и в ответ на какое-то действие против нас — сразу задуматься: а я что делал против других? Эмоция обиды в этой ситуации, подрубленная на корню, ослабевает.
Тьма изгоняется светом, зло изгоняется добротой, и, если не получается простить, позаботиться о человеке, который причинил тебе зло, можно позаботиться о ком-то другом.»
                                                   Андрей Фомин

И если подумать и повспоминать – остались еще в Москве «уголки времени». Не вся она утрачена. А уж какой дух в ней будет, зависит от того, кто будет в ней жить и ее сохранять. Это зависит от каждого из нас. Право слово, не хлебом же единым жив человек, есть и другие ценности в жизни.

   На днях раздался телефонный звонок, и радостный голос соседки сообщил:
  

— Мне сказали, что  на Черноморском бульваре будет строиться Храм. Это правда?

А это означает, что у нас, просто совершенно рядом с домом появится приход. Какая радость!     

   Стала искать в интернете какую-нибудь информацию. Нашла следующее: «На Варшавском шоссе будет построен православный храм в честь побед военно-морского флота России, сообщает Фонд поддержки строительства храмов в Москве.
Возведение церкви будет проводиться по программе строительства двухсот модельных храмов на территории столицы, которая реализуется по инициативе городского правительства и патриарха Московского и всея Руси Кирилла.
В сообщении отмечается, что по поводу будущего строительстве уже прошли публичные слушания, на которых участники поддержали идею возведения храма.
«Все присутствующие поддержали инициативу местных жителей, которые давно просили возвести здесь церковь — в непосредственной близости от Черноморского бульвара — в память о великих подвигах русских моряков и о славных победах военно-морского флота России», -сообщили в Фонде.
Будущим храм предлагается освящать одним из двух предложенных способов: по первому, Даниловское благочиние предлагает освятить в честь воина Федора Ушакова, адмирала, командующего Черноморским флотом, а по второму — в честь святого апостола Андрея Первозванного — покровителя моряков, с освящением одного из приделов храма в честь святого Федора Ушакова.»

Я с радостью набрала ее номер:

— Это правда, даже адрес указан – Варшавское шоссе,100. От нашего дома это и медленным шагом минут 10 самое большое. – И прочитала ей следующую статью: 

  «Святыня украсит Варшавское шоссе (вл.100).
Ответственный за этот участок иерей Матфей Хаустов напомнил, что недавно по проекту строительства нового храма успешно прошли публичные слушания. Все присутствующие поддержали инициативу местных жителей, которые давно просили возвести здесь церковь — в непосредственной близости от Черноморского бульвара в память о великих подвигах русских моряков и о славных победах Военно-Морского флота России.
Даниловское благочиние (ЮАО) собирается предложить на рассмотрение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла два варианта освящения Дома Божия: в честь святого праведного воина Федора Ушакова, выдающегося русского флотоводца, адмирала, командующего Черноморским флотом, и в честь святого апостола Андрея Первозванного – покровителя моряков с освящением одного из пределов в честь святого Федора Ушакова.  
«В нашем районе около 80 тысяч человек, а храмов нет ни одного. Так что необходимость в строительстве назрела уже давно, — отмечает иерей Матфей Хаустов. – Спасибо руководству нашей управы, которое поддержало наше благое начинание». 
По словам священника, при возведении церкви будут соблюдены все градостроительные нормы. Храм рассчитан на 300 человек, высотой – около 15 метров.
«Мы готовимся активно включиться в социальную работу по району. Святейший Патриарх Кирилл не раз говорил о первостепенной важности этой составляющей служения Русской Православной Церкви, — подчеркнул наш собеседник. – И мы уже точно знаем наших первых подопечных. Недалеко от нас находится общество инвалидов, которые остро нуждаются в духовном окормлении и с нетерпением ждут того радостного дня, когда они смогут приобщиться Святых Тайн в новом Доме Божием».

 — А Вы знаете, — ее голос изменился, — что довелось мне услышать от одной из сотрудниц нашей управы  (для меня это все тот же исполком, никак не могу запомнить новые названия)? Она сказала, что костьми ляжет, сделает все возможное и невозможное, но строить этот Храм не даст… Такие вот дела…

   Честно говоря, от этих слов я пришла в некоторое замешательство. За свою долгую жизнь мне приходилось видеть многих людей, которые вели битву с Богом. Ничем хорошим для них самих это не заканчивалось. И совсем не потому, что Господь не милосерд. А потому, что  отходя от Него, мы сами лишаем себя той благодати и отцовской защиты, которую Бог по любви своей дает людям,  и остаемся один на один с миром тьмы и разрушения. Мне стало очень жалко эту женщину и, конечно, я отправилась к батюшке, как всегда, когда душа ждала поддержки. Помню всегда его слова: « Борись со злом, не становясь злом».  Он внимательно выслушал и отправил меня назад … в интернет.
  

— Ты, наверняка, отыщешь еще и еще протесты на строительство Храма.  – Прочитай все это, а потом посиди, помолчи, послушай себя. Через час жду, что скажешь.
И я пошла… в интернет.

«Жители Головинского района столицы выступили против строительства православного храма на территории Кронштадтского парка.

Похожая ситуация сложилась в 2010 году в Строгинском парке: местные жители заявили, что место для церкви выбрано неудачно, поскольку это единственная горка в парке, где дети могут кататься на санках и лыжах, и организовали голосование по вопросу строительства храма на форуме района.
Скандалы относительно строительства храмов также возникали в Ново-Переделкино и Восточном Дегунино.»
 
«Странно, что люди, придерживающиеся такой логики рассуждения, ничему не учатся на тех уроках, которые всем нам преподносит история. Неужели до сих пор не очевидно, что общество без Бога — страшное общество? Весь ХХ век — совсем еще недавно — человечество страдало, переживая примеры организации таких общественных моделей, когда Бога пытались запретить. Ни к чему, кроме трагедий, это не приводило.
 
А с чем мы можем столкнуться сегодня в том случае, если наши жилые районы будут застраиваться исключительно торговыми центрами, современными кинотеатрами и «парками развлечений»? Во что превратится ландшафт наших городов — не только архитектурный и эстетический, но и социальный? Я уже не говорю о моральной стороне вопроса. Уверен, никто не хочет, чтобы когда-нибудь на наших улицах иностранные тележурналисты могли бы делать репортажи об уличных беспорядках — подобные тем, какие сегодня приходят из Лондона, где местные власти уже просто не знают, какие меры предпринять, чтобы снизить социальную агрессию.

— Чтобы этих событий избежать, прежде всего, в обществе должна быть здоровая нравственная и духовная атмосфера. И храмы — это те маяки, форпосты, вокруг которых такая атмосфера будет возникать и укрепляться. Ведь новый храм — это и новая община, в которую входят жители данного района, это и центр помощи нуждающимся, социально обездоленным, это и место, где молодые люди могут проводить время с пользой для себя и окружающих. И я имею в виду не только богослужения, но и время проведения досуга. Новые храмы — это и новые священники, и чем больше их будет, тем доступнее они станут для каждого конкретного прихожанина, для разговора, помощи, умиротворения вражды — и семейной, и общественной.
 
Кроме того, будущие двести храмов — это и новые места для сбора молодежи, которая ищет, чем себя занять, в чем применить. Для молодого человека зачастую жизненным вопросом номер один является вопрос его самореализации, применения его активной жизненной энергии. И Церковь не может не учитывать, не откликаться на эту потребность — в том числе предлагая молодежи возможности для роста, развития — личностного, духовного.» (В.Р.Легойда)

   Я читала и читала. Одна статья сменяла другую. Мне казалось, что я заблудилась в каком-то темном лесу, где небольшое количество людей  из последних сил отбиваются от темной угрозы откуда-то извне. Сколько же ожесточенных, агрессивных писем и статей против программы строительства Храмов было написано… Сама не заметила, как «зашла в гости» на сайты, где на форумах одни православные глумились над другими, называя  их «иудами», где не стесняясь в выражениях одни судили о других судом не милости, а мести, хотя и те и другие принадлежали к одной и той же конфессии. У меня создалось ощущение, что я задыхаюсь от такой взаимной ненависти. И МЕЖДУ КЕМ ? МЕЖДУ  ПРАВОСЛАВНЫМИ  ХРИСТИАНАМИ. ОДНОГО БОГА ИСПОВЕДОВАВШИМИ.

   И я заплакала. Малодушно. По-женски. Безутешно.

   Батюшка вошел в комнату. Помолчал. А потом сказал:

— Вот видишь, далеко не все так розово. Но задача наша, зная это, не потерять Господа внутри себя. А это значит, не утратить те евангельские слова Христа, которые усвоило сердце. Не может уходить любовь, не должна… Не к борьбе и противостоянию с братьями и сестрами, не к суду над ними  и не к победе личной правды  СЕГОДНЯ необходимо стремиться православному христианину. В разделении гибель наша.  В объединении вокруг Спасителя и Его слов к нам, в терпении к тяготам других, в милости и помощи  — тут место наше. Почитай-ка теперь письма  покойного Антония Сурожского, где он всех призывает к братскому единству, как это было у первых христиан, и негодует, когда начинается разделение, даже если оно, как кажется на первый взгляд, и оправдано.

— Но ведь раньше так не было? – я уже не плакала, но готова была все начать снова. Глаза еще  пребывали на «мокром месте».

— И раньше так было, — грустно сказал батюшка. Еще в семидесятые годы мы с Владыкой поехали в исполком по делам, нужно было  получить подпись на строительство. Подходим мы к двери. Она огромная, массивная, старинная. А впереди нас – служащий. Приостановился, дверь уважительно придержал и пошел по своим делам. Мы к лифту идем. А в нем – другой сотрудник ехать собирается. Увидел он двух «церковников» в облачении, да перед самым нашим носом дверь лифта и захлопнул.  За пять минут – две противоположности. Так-то вот. А  в другой раз садился я в поезд, а на платформе группа ребят стояла. Курили. Прохожу я к себе в вагон и через раскрытое окно слышу:

— Вот «попяра»  пошел, перон юбкой  подметает.

— А тебе какое дело? Чего выступаешь?

   «И вот в этой группе ребят, которые до моего прихода стояли и курили вместе, началась свара», — батюшка грустно улыбнулся. И добавил: « Так что и раньше было все то же».
    Я думала, отчего такое происходит? Все мы слышим одни и те же слова. Живем в одном и том же мире. Читаем. Учимся. И при этом нарушаем гармонию Божьего мира противостоянием и ненавистью друг к другу. И даем бесу радоваться, а Святым плакать о нас. Что с нами?  Сегодня. И что будет с нами? Завтра.
"Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется." (Мф. 24:9-13)

ТОЛКОВАНИЕ:

Феофилакт Болгарский: "По причине умножения беззакония, коварством Антихриста, люди сделаются столь звероподобными, что не сохранят к самым близким нисколько любви, а будут предавать друг друга. Но тот, кто устоит до конца, терпеливо перенесет все и не уступит напору зла, тот спасется, как воин, добрый на брани."

Может быть, перед тем, как решиться немирствовать духом, разжигать вражду и ненависть стоит подумать: какой мир мы творим вокруг?  И какие мы сотворцы Господу?  И уклониться от зла, не становясь злом?

Бунт: война против Бога
Серафим (Роуз)

«В лице революции православный христианин встречает грозного врага, такого, с которым надо бороться в полную силу, применяя самое лучшее оружие, какое только есть. Пришло время поразить нигилизм в самое сердце, найти его богословские источники, духовные корни, определить его основную программу и роль в христианском богословии истории.
Конечно, у большинства нигилистов нигилистическая доктрина не выражена явно. Если до сих пор нам приходилось вскрывать то, что имеет место, но не очевидно и даже самими нигилистами вводилось не преднамеренно, то теперь, когда мы, опираясь на имеющуюся нигилистическую литературу, попробуем составить более полное представление о нигилистической доктрине, многие наши выводы могут оказаться слишком смелыми. В выполнении этой задачи нам, однако, очень помогут последовательные нигилисты, типа Ницше, четко и ясно формулировавшие то, что другие только предполагали или старались завуалировать, а также те, кто внимательнейшим образом изучал нигилизм, как, например, Достоевский, который видел, что находится в самом сердце нигилизма и умел срывать все его маски.
Ни у кого нигилистическое откровение не было столь ясно выражено, как у Ницше. Мы уже познакомились с философской формой этого откровения в его фразе «нет Истины». Его альтернативой, выраженной в богословском плане, является постоянная тема Ницше – «пророк» Заратустра, а в более ранних его сочинениях – исступленный вопль безумца: «Бог умер». «В этих словах есть некоторая правда, конечно, она состоит не в правдивом отражении природы вещей, но в правдивом отображении состояния современного человека. Эти слова образно выражают тот факт, который не станет отрицать ни один христианин.
Выражение «смерть Бога» означает, что Бог умер …в сердцах современных людей. Это произошло как с атеистами и сатанистами, которые сему весьма рады, так и с миллионами простых людей, у которых исчезло ощущение духовной реальности. Человек потерял веру в Бога и Божественную Истину, которая когда-то поддерживала его. Отступничество от Бога в пользу обмирщенности, характерное для нынешнего века с самого его начала, в Ницше начинает само осознавать себя как существующее и находит слова для самовыражения. «Бог умер», то есть «мы потеряли веру в Бога», «нет Истины», то есть «мы перестали быть уверенными во всем Божественном и Абсолютном». Гораздо глубже, чем тот субъективный факт, который выражает нигилистическое откровение, лежит желание пойти еще дальше, чем просто принять этот факт, и даже имеется план, как это сделать. Заратустра – «пророк», его слова явно предназначены для того, чтобы стать революцией, направленной против христианского Откровения. Для тех, кто принимает это новое откровение, то есть чувствует, что оно выражает его исповедание или живет согласно этому, открывается совершенно новая духовная вселенная, в которой Бог больше не существует, в которой, что еще важнее, люди и не хотят, чтобы Он существовал. Безумец Ницше знает, что люди «убили» Бога, убили свою веру.
Значит, совершенно ошибочно считать современного нигилиста, в каком бы обличии он не представал, агностиком. «Смерть Бога» постигла его не как космическая катастрофа, нет, он сам желал ее, и если и не прямо, то косвенно все равно ускорял ее, предпочитая истинному Богу иные ценности. Заметим, что нигилист не является на самом деле атеистом. Вообще, сомнительно, чтобы существовала такая вещь, как атеизм, потому что истинного Бога всегда отрицают только для того, чтобы посвятить себя служению какому-либо иному, ложному богу. Атеизм, который возможен для философа – хотя это, конечно, плохая философия – невозможен для всего человечества в целом. Это достаточно хорошо понимал анархист Прудон, а потому называл себя не атеистом, а антитеистом. «Революция не атеистична в точном смысле слова, она не отрицает Абсолют, она его упраздняет…» «Первейшая обязанность человека, ставшего разумным и свободным, постоянно вытеснять идею Бога из своего разума и совести… Потому что Бог, если Он существует, абсолютно враждебен нашей природе… Каждый шаг вперед – это победа, сокрушающая Божественное». Нужно заставить человечество увидеть, что «Бог, если Он есть, является его врагом». Тому же учит и Альбер Камю, когда возводит «бунт» (а не безверие) в первый принцип. Бакунин также не удовлетворялся одним отрицанием существования Бога. «Если бы Бог действительно существовал», – считал он, – «Его нужно было бы отменить». Еще более очевидно, что большевистский атеизм нашего века является войной не на жизнь, а на смерть против Бога и всех Его дел.
Революционный нигилизм выступает против Бога прямо и откровенно, но и философский, и экзистенциальный нигилизм, хотя это не всегда так очевидно, столь же антитеистичен, ибо строится на убеждении, что современная жизнь может далее продолжаться и без Бога. Полчище врагов Божиих составляют не только немногие активисты, марширующие в первых рядах, но и пассивная масса, находящаяся в тылу. Еще важнее понять, что ряды антитеизма пополняются не только за счет активных или пассивных атеистов, но и за счет многих из тех, кто считает себя «религиозным» и кто поклоняется какому-нибудь «богу». Так, Робеспьер установил культ «высшего существа», а Гитлер признавал существование «высшей силы», «бога в человеке»; нечто, подобное этому «богу» Гитлера, мы найдем и во всех формах нигилистического витализма. В войне против Бога используются различные уловки, например, употребление имени Божиего или даже имени Христа. Но является ли нигилизм откровенно атеистическим или агностичным или принимает форму поклонения какому-нибудь новому богу, он всегда объявляет войну истинному Богу.
Формальный атеизм – философия безумца, если можно так перефразировать слова Псалмопевца: «Сказал безумец в сердце своем: нет Бога» (Пс. 13, 1), антитеизм же представляет собой более глубокую болезнь. Конечно, литература антитеизма столь же полна несообразностей и противоречий, сколь и формально атеистическая литература, но если последняя ошибается в силу своего младенчествования – так человек, умудренный в какой-нибудь науке, вполне может быть младенцем в богословии и духовной жизни – и нечувствительности к духовным реалиям, то первая обязана всеми своими искажениями глубоко коренящейся в ней страсти, которая, признавая эти реалии, желает уничтожить их. Нетрудно объяснить и отразить мелкие доводы Бертрана Рассела, хотя даже его атеизм – это, конечно, лишь одна из форм антитеизма, они не представляют опасности для веры. Иное дело – глубокая и решительная атака Прудона, она рождена не хладнокровной софистикой, но пылкой ревностью.
Здесь нам следует честно посмотреть в лицо тому, о чем мы раньше уже упоминали, но подробно пока не рассматривали: нигилизм одушевляется верой, духовной по происхождению и по-своему не менее сильной, чем вера христианская, которую он стремится уничтожить и вытеснить, иначе ничем нельзя объяснить его успех, а также свойственные ему преувеличения.
Мы убедились, что христианская вера представляет собой духовный контекст, в котором вопросы о Боге, Истине и Власти становятся значимыми, ведут к согласию. Подобно и нигилистическая вера есть некий контекст, определенный дух, пронизывающий все нигилистическое учение, придающий ему смысл и силу. Успех нигилизма в наше время определяется широтой распространения этого духа: его доводы представляются убедительными не в силу того, что они истинны, но по мере того, как дух этот успевает овладеть людьми и подготовить их к их приятию. Какова же тогда природа нигилистической веры? Она прямо противоположна вере христианской и потому ее нельзя по-настоящему и назвать верой. В то время как христианская вера радостна, уверенна, искренна, любяща, смиренна, терпелива, покорна во всем воле Божией, ее нигилистическая противница полна сомнений, подозрений, отвращения, зависти, ревности, гордости, нетерпимости, бунтарства, хулы – в каждой конкретной личности преобладает одно или два из этих качеств. Для нее характерна неудовлетворенность собой, миром, обществом, Богом, она знает только одно: она не примет ничего, как оно есть, но все свои силы посвятит тому, чтобы все изменить или ото всего убежать. Бакунин весьма точно назвал это «чувством бунтарства, сатанинской гордыни, с презрением отвергающей подчинение любому господину, будь он божественного или земного происхождения».
Нигилистический бунт, как и христианская вера, есть от начала до конца отношение духовное, происходящее из себя самого и черпающее силу в себе самом, и, конечно, в сверхъестественном «организаторе» этого бунта. Мы не сможем понять природу и успех нигилистического бунта, а также существование таких его последовательных представителей, как Ленин или Гитлер, если попытаемся найти его источник вне сатанинского стремления к отрицанию и бунту. Конечно, большинство нигилистов воспринимают это стремление как нечто положительное, как источник независимости и свободы, но уже сам язык, который такие люди, как Бакунин, используют для выражения своих идей, указывает тому, кто готов это увидеть, на более глубокий смысл, стоящий за их словами.
Таким образом, нигилистическое отрицание христианской веры и установлений представляет собой не столько результат потери веры в них и их божественное происхождение – хотя доля подобного скептицизма присутствует во всякой разновидности нигилизма – сколько бунт против власти, которую они представляют, и послушания, которого они требуют. Тема non serviam красной нитью проходит через гуманистическую, социалистическую и анархическую литературу XIX века: Бог Отец со всеми Его установлениями и служителями должен быть свергнут и сокрушен, а человек должен победно воссесть на Его Престоле и сам всем управлять. Своим непрекращающимся влиянием эта довольно посредственная по интеллектуальному уровню литература обязана «справедливому» возмущению против «несправедливостей» и «тирании» Бога Отца и Его земных представителей, то есть исключительно своей страстности, а не истинности. Этот бунт, эту мессианскую ревность, вдохновляющую крупнейших революционеров и являющуюся верой наоборот, волнует не столько уничтожение философского и богословского основания старого порядка – эту задачу можно оставить для менее ревностных душ, – сколь уничтожение ее соперницы – веры, которая дала жизнь этому порядку. Учения и установления можно перетолковать, выхолостив из них христианское содержание и наполнив их новым, нигилистическим содержанием. И только христианскую веру, душу этих учений и установлений, которая единственная способна заметить это перетолкование и должным образом ему противостоять, следует уничтожить целиком и полностью, тогда и она сможет быть перетолкована. Если нигилизм хочет победить, то он должен сделать это с практической точки зрения. Однако еще более необходимо, чтобы он это сделал с психологической и духовной точки зрения, так как нигилистический бунт смутно ощущает, что Истина обретается в Православной вере, и его ревность и нечистая совесть не дадут ему покоя, пока полное упразднение Истины не оправдает его позиции и не «докажет» его «правды». Эта психология в минимальном масштабе есть психология христианского отступника, а в максимальном – большевизма. Нельзя найти разумного объяснения последовательной большевистской кампании по искоренению христианской веры, продолжающейся даже тогда, когда последняя перестала представлять какую-либо опасность для атеистического государства. Эта кампания является неотъемлемой частью жестокой схватки не на жизнь, а на смерть с единственной силой, способной противостоять большевизму и разоблачить его. Нигилизм остается побежденным, пока Православная вера сохраняется хотя бы в одном человеке, потому что этот человек будет живым примером Истины, которая покажет всю тщету самых выдающихся мировых достижений, на какие только способен нигилизм, и в этом человеке опровергнуты будут все доводы против Бога и Царствия Небесного. Ум человека податлив, его можно заставить поверить во все, к чему склоняется его воля. В атмосфере, пронизанной нигилистической ревностью, до сих пор существующей в Советском Союзе, самые убедительные доводы не могут заставить поверить в Бога, бессмертие, в христианскую веру, но одно существование верующего, даже в такой обстановке, может сказать сердцу человека очень многое и на его примере показать: что невозможно миру, что невероятно для лучших человеческих намерений, возможно Богу и вере.
Нигилистический бунт – это борьба против Бога и Истины, что осознают, однако, лишь очень немногие из нигилистов. Откровенный богословский и философский нигилизм можно найти лишь у некоторых, для большинства же нигилистов бунт принимает форму борьбы против богоустановленной власти. Многие из тех, чье отношение к Богу и Истине как бы не совсем ясно, вполне четко проявляют свой нигилизм в отношении – по словам Бакунина – к «проклятому и роковому принципу власти».
Таким образом, нигилистическое откровение провозглашает немедленное уничтожение власти. Некоторые из апологетов нигилизма любят в качестве оправдания бунта против старого порядка говорить о его «несправедливостях» и «разложении», но все эти недостатки, существование которых никто и не собирается отрицать, часто служат лишь предлогом и никогда причиной нигилистических вспышек. Нигилисты нападают на саму власть. В политической и социальной структуре нигилизм выражается как революция, стремящаяся не просто к смене правительства или проведению более или менее широкой реформы существующего строя, но к принятию совершенно новой концепции цели и средств управления. В области религии нигилизм направлен не просто на реформу Церкви и даже не на основание новой церкви или религии, но на полное изменение самой идеи религии и духовного опыта. В искусстве и литературе нигилиста интересует не просто изменение старых эстетических канонов содержания и стиля или развитие новых жанров и традиций, но абсолютно новый подход к вопросу о художественном творчестве и новое определение самого искусства.
Нигилизм направлен против первейших принципов всех этих сфер и структур, а отнюдь не против ошибочного их применения. Беспорядок, столь очевидно проявляющийся в политике, религии, искусстве и других областях, представляет собой результат намеренного и последовательного отвержения власти как их основания. Беспринципная политика и нравственность, беспорядочное художественное выражение, безразличный «религиозный опыт» – все это прямое последствие приложения отношения бунтарства к этим некогда стабильным сферам.
Нигилистический бунт так глубоко проник во все фибры нашего века, что сопротивление ему совсем ослабло и не приносит плода, популярная философия и «серьезная мысль» отдали все свои силы его апологии. Так, Камю видит в бунте единственную самоочевидную истину, оставшуюся сегодняшним людям, единственное верование, возможное для тех, кто больше не верит в Бога. Его философия бунта представляет собой мастерское выражение духа века сего, но вряд ли она может быть принята за что-либо более серьезное. Мыслители эпох Возрождения и Просвещения не меньше, чем сегодня Камю заботились о том, чтобы прожить без богословия и основанием всего своего знания иметь «природу», «естество». Но если сегодня предполагается, что «естественному человеку» надо знать только «бунт», то почему же «естественный человек» эпохи Возрождения или Просвещения знал, кажется, гораздо больше и считал себя существом более благородным. На это обычно отвечают так: «Слишком многое они принимали как должное и жили за счет христианского капитала, не осознавая того. Сегодня мы банкроты и хорошо это понимаем». Словом, современный человек лишился иллюзий. Однако, строго говоря, нельзя разочароваться в иллюзии: если даже люди отпали не от иллюзии, а от Истины, – как и обстоит дело в действительности – то для объяснения их сегодняшнего состояния надо искать более глубокую причину. То, что Камю считает «бунтаря» «естественным человеком», а все, что не является «бунтом», – «абсурдным», означает только одно: его так хорошо научили в школе нигилизма, что он стал принимать борьбу против Бога за «естественное» состояние человека.
Вот к какому состоянию низвел человека нигилизм. До современной эпохи жизнь человека, в основном, определялась добродетелями послушания, покорности и уважения к Богу, Церкви, законной власти. Для современного человека, «просвещенного» нигилизмом, подобный старый порядок не более, чем «жуткое воспоминание темного прошлого, от которого человек освободился», а современная история – это хроника падения всякого авторитета. Старый порядок свергнут, и, хотя ненадежная стабильность еще как-то поддерживается в наш век постоянного изменения, «новый порядок» уже готовится, и век «бунта» при дверях.
Нигилистические режимы нашего времени дали возможность предощутить вкус этого века, его дальнейшим предзнаменованием служит ширящееся бунтарство наших дней. Где нет Истины, там будут править бунтари. Но, как писал Достоевский, столь глубоко проникший в нигилистическое сознание, «воля ближе всего к ничто, самые уверенные ближе всего к самым нигилистичным». Слепая воля стоит между бездной и тем, кто отверг Истину и всякую власть, основанную на ней, и эта воля, какими бы эффектными ни были ее достижения в краткое мгновение ее власти (до сих пор самыми впечатляющими из них были режимы Гитлера и большевизма), неизбежно притягивается к бездне, как к огромному магниту, ища в себе самой другой магнит, отвечающий на это притяжение. В этой бездне, в этом ничто человека, живущего без Истины, находится самое сердце нигилизма.»

"Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас" (Иоанна, 15:12)

Когда-то давно старый индеец открыл своему внуку одну жизненную истину.
— В каждом человеке идет борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет зло — зависть, ревность, злость, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь… Другой волк представляет добро — мир, красоту, любовь, мудрость, надежду, истину, доброту, верность…
Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, а потом спросил:
— А какой волк в конце побеждает?
Старый индеец едва заметно улыбнулся и ответил:
— Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.
 

В ясную звездную ночь сидел дома астроном и через окно наблюдал за красотой вселенной. А в это время к нему забрался вор. Собрав все ценное, что ему удалось найти, он спокойно удалился. Утром хозяин обнаружил кражу и заявил в полицию. Через некоторое время вора поймали. На суде ему задали вопрос:
   — В этом ли доме вы произвели кражу?
   — Да, — ответил вор.
   — Был ли в доме еще кто-нибудь?
   — Нет, я был совершенно один.
Тогда обратились к хозяину дома:
   — А где же были вы в это самое время?
  — Дома, — смущенно ответил астроном.
   — А вот похититель утверждает, что никого в доме не было.
   — Похоже, все дело в том, что для вора все внимание было сосредоточено на том, чтобы отыскать и унести как можно больше ценного. Это было главным для него. А я, ничего не замечая, был сосредоточен на звездном небе, потому что  именно это было главным для меня. Вот мы и не встретились, хотя и были рядом.

     У края дороги торчал ствол  давно засохшего дерева. Ночью  мимо него прошмыгнул  вор и сильно испугался.  Он подумал, что это стоит, поджидающий  его полицейский. А через некоторое  время  по той же дороге шёл влюбленный юноша. Его  сердце радостно  забилось: издалека  он принял дерево за свою возлюбленную. Ребенок же, напуганный сказками, увидев дерево, сильно заплакал: ему показалось, что это привидение.
 А ведь во всех случаях дерево было только деревом.

—  В чем секрет вашего успеха? — спросили успешного предпринимателя.
—   В принятии правильных решений, — ответил он.
— А как же вы принимаете правильные решения?
—  Исходя из опыта.
—  А как вы получаете этот самый опыт?
— Я хорошо помню о неправильных решениях, которые принимал.

 После тяжелого лечения отца архимандрита выписали из больницы на некоторое время «для отдыха», как сказали врачи. Отдых, действительно был необходим. Когда на следующий день мы вышли на прогулку, оказалось, что следует сразу же возвратиться домой, сил у него совсем не было. Больше всего батюшка сокрушался по поводу того, что не сможет добраться до Храма Христа Спасителя, чтобы приложиться к Поясу Пресвятой Богородицы – Великой Святыни православных христиан. Даже, если поехать на машине, то все равно некоторое расстояние требуется пройти пешком, ведь движение у Храма перекрыто. Что тут делать? Он так к этому стремился, что даже лечение в больнице было распределено таким образом, чтобы успеть выписаться к моменту прибытия в Москву Великой Святыни.  И мне отойти от батюшки надолго не было никакой возможности.
   Есть у нас одна помощница, раба Божия Татьяна. Очень она нам облегчает многие тяготы. Машину водит, что самый заправский шофер бы позавидовал,   на клиросе в хоре поет, по специальности фармацевт и о лекарствах много знает. Одним словом, как улыбаясь говорит батюшка, «много и в одной». Позвонила она нам расстроенная, не досталось ей пригласительного билета в Храм Христа Спасителя. Что тут делать?  Поехала она в монастырь, помолилась, взяла благословение и отправилась, доверив все воле Божией. А наш батюшка молится и ждет, с чем-то она вернется. Она нам потом рассказывала, что подъехала к Храму, а народу там великое множество. Стоит и думает, как же быть? И в это время мимо нее проходит священник из Храма, где она в хоре поет. Увидел, да и взял с собой. Так она, не успев прийти, попала по милости Божией на поклонение  к долгожданной  святыне.
   В этот же вечер привезла Татьяна батюшке поясок, приложенный к Поясу Пресвятой Богородицы, который он надел сразу же после прочтения акафиста Матери Божией. Богу Слава!