СТРАЖ
Сказка ложь, да в ней намек!
(А.С.Пушкин)
У Татьяны завелась страсть. Сотворив себе кумир, вопреки библейским предупреждениям, она всю нежность, заботу и внимание вложила в … камни. Причем, не обязательно в бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры. Это могли быть и полудрагоценные экспонаты, да и просто булыжники весьма сомнительного происхождения. Один из них рыжей глыбой возлежал на бабушкином рояле и, если честно, был очень похож на копролит раннего мелового периода. Она тщательно вытирала с него пыль, сбрызгивала дистиллированной водой, полировала бархоткой и меняла под ним салфетки, как пеленки, чтобы мебельный лак не испортил этот «восхитительный» исторический артефакт. Не замечая моего ироничного взгляда, подруга не упускала возможности лишний раз произнести с придыханием:
— Взгляни на него! Это не камень. Это – кусочек из колыбели Галактики, начало всех начал. Предок, который пришел ко мне сквозь время из вечности!
«Предок» очень странного цвета «детской неожиданности» по форме соответствовал чему-то такому же. Но об этом полагалось умалчивать. И я, сочувствуя увлечению подруги, через раз поднимала глаза к небу и говорила уважительным полушепотом:
— Он великолепен!
Да простят мне эту маленькую ложь!
Татьяна таскала меня с собой на выставки. Геммологам и ювелирам не удавалось полностью удовлетворить ее запросы в знании потусторонних свойств кристаллов, и поэтому в их профессиональную компанию со временем, как-то незаметно, затесались мистики всех мастей. Они вдохновенно сочиняли байки про уникальные свойства любого булыжника, чем приводили Татьяну в неописуемый восторг. Подруга отыскивала в интернете любую информацию, любые россказни про магию и целебные свойства самоцветов, искренне верила бреду о лучах и длинах волн, которые камни посылают в Туманность Андромеды с единственной целью – сообщить, что на Земле есть жизнь. А в центре всей жизни – минералы. Оказывается, уже с незапамятных времен они подчинили себе людей, хотя последние до сих пор об этом не догадывались.
Понимая, что все эти, мягко говоря, фантазии напоминают симптомы паранойи, я иногда что-то невразумительно мямлила в надежде вернуть подругу в реальный мир. Но она не обращала внимания на доводы рассудка, снисходительно покачивала головой, глядя на меня сочувственно. Правда, иногда, сжалившись, утешала, что к старости у меня, возможно, откроется иное зрение под ее руководством. Вот тогда-то я, наконец, познаю истинную картину мира.
Мне не нравилось в их милой компании чувствовать собственную ущербность, но и сходить с ума вместе со всеми членами этого клуба любителей камней было как-то чересчур…
Преамбула получилась длинноватой. Пора начинать рассказ.
В тот год зима выдалась бесснежной, промозглой, серой. Любимые лыжи пылились на антресолях, лед на катках быстро таял. Плавать на коньках удовольствие сомнительное. И поэтому к февралю месяцу я так устала от вынужденного домашнего заточения по выходным, что была готова ходить с Татьяной даже на ярмарки. Зачем я согласилась на этот шаг?
Выставочный зал поражал размерами. От длинных белых стеллажей с искусной подсветкой и, правда, во все стороны исходили лучи. Источником этого пленительного блеска были драгоценные и полудрагоценные камни всевозможных цветов и размеров, которые умельцы-ювелиры выгодно выложили на зеркальные поверхности. Разобраться в этом изобилии помогали сопроводительные таблички, на которых значилось: название минерала, вес в каратах, место добычи и владелец экспоната. Среди посетителей выставки прохаживались ювелиры и представители компаний по производству украшений. Они ласково знакомились с покупателями, заводили непринужденные разговоры, предлагая каталоги своей продукции и визитные карточки.
Татьяну знали все профи. Она здоровалась, называя каждого по имени, словно старого знакомого. Потом представляла меня. Пакет с буклетами в моих руках становился все тяжелее и тяжелее. Я устала от лиц и впечатлений. Поэтому убежала от подруги в дальний угол зала, присела на небольшой белый диванчик с гнутыми ножками, чтобы перевести дыхание.
Рядом со мной сидел мужчина, лет сорока — сорока пяти, с темной густой и волнистой шевелюрой, гладко выбритый, старомодно одетый. Светло-серый костюм и черная водолазка, классические черные полуботинки из дорогой кожи вполне гармонировали с черным портмоне и кожаным браслетом на узком запястье. Небольшие, холеные руки выдавали достойное происхождение, а тонкие длинные пальцы украшал перстень из черного золота с черным агатом. Мужчина был не рядовой, а мне всегда нравилось коллекционировать наблюдения за личностями неординарными. Нравилось также сильно, как Татьяне ее копролиты.
Передохнув, я встала, оставив на диване сумку и пакет с буклетами, и подошла к небольшому стенду, который одиноким пеналом заканчивал шикарную экспозицию. Там лежали кусочки темно серых, почти черных оплавленных минералов, явно напоминающих металл. Еще на полках размещались прозрачные полихромные кристаллы, цвет которых менялся в широком диапазоне, а в самом дальнем углу прятался зеленый камешек. В какой-то момент у меня сложилось впечатление, что «наши глаза» встретились, и минерал ответил мне блеском такой силы, что, как сказала бы Татьяна, бриллианты отдыхают. Я потрясла головой, пытаясь избавиться от этого морока, но не тут-то было. Камень сверкал таким необыкновенным глубоким зеленым светом, что у меня не осталось сомнений: либо я схожу с ума вместе с дорогой подругой (умопомешательство – вещь заразная), либо камень и правда пытается мне что-то сказать. Каждый человек, испугавшись, ведет себя по-разному. Я, как правило, убегаю. Поэтому, подхватив сумку и пакет, быстрым шагом отправилась к началу экспозиции, решив, что с меня довольно странных и мистических впечатлений.
Татьяна прикупила очередной бренд. На этот раз это был овал голубого агата более пятидесяти сантиметров в диаметре. Кольца темно-синего и рыжего цвета делали его похожим на спил экзотического дерева неземного происхождения. Глаза у подруги горели. Заплатив весьма внушительную сумму, и получив коробку с чудом природы, она, наконец, заметила, что я стою рядом в ожидании конца этой «каменной» экзекуции.
— Ты видела, какую красоту я купила?
Она аккуратно укладывала коробку в пакет.
— Видела. Молодец.
— А ты? Ты себе нашла что-нибудь?
— Я не фанат камней, обойдусь.
— Большая глупость с твоей стороны, Агата. Выставка закрывается. Впрочем, как знаешь. Мне тут нужно зайти в офис Голден Блюз. Кое-какие камешки приглядеть. Потерпишь еще минут десять?
— Потерплю.
Татьяна умчалась вниз по лестнице, а я, словно заговоренная, поплелась опять к тому таинственному шкафу, где поселился живой зеленый огонек. Импозантный мужчина все так же сидел на белом диванчике и внимательно изучал какие-то записи в блокноте. Я аккуратно уложила свои вещи на сидение и буквально на цыпочках подошла к витрине. Темно-зеленым пятнышком камень тихо и спокойно прятался в уголке, ничем не напоминая о недавнем сверкающем фейерверке. Вот и хорошо. Почудилась от усталости всякая ерунда. Обычное стеклышко и никакой мистики. Хотя… Стеклышко однозначно напоминало чистейший изумруд. Сколько в нем карат? Не меньше десяти… Повернувшись, чтобы уйти, я снова ощутила «взгляд» спиной. Решив не поворачиваться, решительно двинулась к дивану. Не нужны мне ни магия, ни фантазии. Но женское любопытство не лечится! Углом глаза я поймала ослепительно-зеленые лучи. Сомнения не было. Камень «говорил» со мной. Я устало опустилась на диванчик.
— Простите, я могу вас отвлечь?
Мужчина охотно повернулся в мою сторону:
— Буду рад помочь.
— Кто представляет этот стенд?
— Я.
— Вы не могли бы мне рассказать о своих экспонатах?
— С большим удовольствием. Первые две полки занимает коллекция метеоритов. Если вам будет интересно, я непременно расскажу о них подробнее. Занимательные, знаете ли истории. Дальше — весьма редкие полихромные кристаллы, которые со временем будут…
— Простите, что перебиваю, мне бы хотелось немного больше узнать о том зеленом камне, который прячется в самом углу. Что это?
Внимательные светло-серые глаза скользнули по моему лицу.
— Это редкий сорт зеленого турмалина, его еще называют изумрудным.
— Дело в том, что я видела все возможные оттенки зеленых турмалинов или верделитов, как вам будет угодно. Но никогда не встречала ничего подобного. Вы не ошибаетесь? Он сверкает, словно внутри него живет огонь.
Мужчина улыбнулся.
— С этим камнем даже бриллианты спорить не станут.
— Отчего же?
— Он стар и мудр, как Вселенная. Его чистота совершенна. И он не продается.
Я опустила голову. Еще один фанат из Татьяниной группы. Наверняка они хорошо знают друг друга. В какой-то момент мне почудилось, что вокруг меня сгущается темное облако какого-то массового помешательства.
— Понятно. То есть вы хотите сказать, что камень сверкает только по собственному желанию? И на стенде просто сам себя выгуливает?
Мужчина снисходительно улыбнулся.
— Да. Этот камень уже достаточно давно ищет себе нового хозяина.
— Простите?
— Дело в том, что последним его владельцем был граф Гaбриэль дe Лa Рoшфукo.
Теперь мне стало казаться, что я сплю и невольно участвую в сказке, которая вот-вот превратиться в триллер.
— Так сколько же стоит этот живой мудрец?
Хранитель посмотрел на меня сочувственно.
— Мы же договорились: камень не продается.
Ах, да, он действительно это говорил. Вот и замечательно. Сейчас я пойду к выходу и никогда больше не поддамся на Татьянины уговоры разгуливать по выставкам редких минералов!
Я решительно встала с дивана, намеренно оставив пакет с буклетами. Больше никаких ювелирных приключений! И стараясь сохранить о себе приятные воспоминания, вежливо улыбнулась хранителю. В эту самую минуту небольшой стенд озарился ярчайшим зеленым светом, таким мощным, которого никак нельзя было ожидать от небольшого полудрагоценного турмалина.
Лицо мужчины, словно в ответ, засияло от счастья.
— Камень нашел своего нового хозяина!
Он подошел к выставочному шкафу, открыл витрину небольшим серебристым ключом и бережно достал это чудо света.
— Берите, он ваш.
Я попятилась, спрятав руки за спину. Только этого не хватало!
— Берите! Не пожалеете!
Именно в этот момент Татьяна с коробкой и пакетами шла в нашу сторону. Она, очевидно, потеряв терпение, решила самостоятельно разыскать меня вместо того, чтобы томиться в ожидании у выхода. Ни слова не говоря, я взяла камень и спрятала его в сумочку. Мужчина галантно протянул мне визитку и, откланявшись, исчез в узком дверном проеме, где красными буквами сообщалось: «Посторонним вход воспрещен». У меня было чувство, что я совершила кражу века и меня вот-вот арестуют и приговорят к пожизненному сроку не только в России, но и во Франции.
— Агата, что ты тут делаешь? – Татьяна привычным движением стряхнула челку со лба.
— Сижу, отдыхаю, разглядываю метеориты.
— Разглядела? Тогда поедем домой.
— Наконец-то.
Прошло около месяца. Я не представляла, что делать с камнем: то ли спрятать его с глаз долой, то ли носить с собой повсюду, то ли попытаться найти для него нового хозяина. Чувство разбойника с большой дороги, завладевшего раритетным сокровищем, не покидало меня ни на минуту. И мне это категорически не нравилось. Устав от неизвестности и внутренних метаний я решила воспользоваться визитной карточкой обаятельного кавалера. Он же, в конце концов, сам мне ее преподнес в качестве бесплатного приложения к своему подарку.
— Алло, — его голос был глухим и далеким, словно я звонила на край света.
— Добрый день. Это новая хозяйка камня, если вы меня вспомните.
— Рад слышать. У вас проблемы?
— А что, они уже должны начаться? Видите ли, дело в том, что я не знаю, как обращаться с вашим сокровищем.
— С нашим, — уточнил голос издалека.
— Хорошо. С нашим. Мне неудобно носить его с собой в сумке или кармане, ему явно не нравится жить в шкатулке с моими драгоценностями, а держать его на письменном столе, согласитесь, как-то странно. Что с ним делали раньше?
— Его вставляли в браслет или в кольцо и носили не снимая.
— И как вы себе представляете мой поход к ювелиру? Наверное, любой специалист обратит внимание на редкость такого камня. Как я объясню, откуда он у меня появился…
Голос молчал. В трубке скрежетало, попискивало и сипело.
— В четверг, ближе к вечеру я навещу ваши края, — наконец сообщил он утешительную весть, — познакомлю вас с ювелиром, который нам поможет не создать цепь нездоровых сенсаций.
— Мне остается сидеть дома и ждать вас. До встречи!
Ощущение было странным. Если Тридевятого Царства не существует, то его можно было легко вообразить, пообщавшись с этим странным человеком, который так неожиданно возник в моей жизни.
В четверг, ровно в девять часов вечера раздался вызов у двери. Дисплей отобразил посетителя. В нем я не сразу узнала хранителя камня. Мужчина был завернут в черный плащ, напоминавший театральный костюм эпохи средних веков. На голове красовалась шляпа с широкими полями, на плечи спадали темные кудри. Вместе с ним в квартиру вплыл стойкий запах вербены.
— Вы готовы? – Спросил он без предисловий.
Я кивнула, и мы тут же вышли в холл, спустились на лифте вниз и сели в машину, марку которой я так и не смогла определить. Уже через несколько минут мы были на другом конце города. И не понимая, как возможно преодолеть такое расстояние за столь короткое время, я растеряно уставилась на приборную панель. На ней что-то светилось, щелкало, мигало, но знаки были мне не известны, а цифры просто отсутствовали. Совсем.
Тяжелая металлическая дверь открылась на удивление бесшумно, и мы вошли в подъезд с единственной квартирой на втором этаже. Мраморная лестница, стертые ступени, широкие балясины, напоминающие напольные вазы, витражное окно, пыль и тишина приветствовали наше вторжение. Спустя несколько минут к нам вышел высокий, сухощавый человек, глаза и волосы которого были одинаково выцветшими. Плечи его покрывал клетчатый плед. В руках он держал старинную лампу-фонарь, где медь в сочетании с цветными стеклами усиливали впечатление средневековых декораций. Поставив светильник на полку, он склонился в придворном поклоне.
Со мной впервые обращались, как с инфантой. И я, как любая женщина, очень быстро оценила изысканную вежливость ушедших эпох.
— Милорд, чем могу служить? – обратился ювелир к моему спутнику.
Тот кивнул мне головой, и я вынула камень из сумочки. Брови ювелира взлетели вверх, то ли от удивления, то ли от радости. На поднос, покрытый тончайшим золотистым бархатом, я опустила драгоценность, не заметно для себя войдя во вкус странного для современного мира придворного этикета. Мне все чаще и чаще стали приходить в голову мысли о том, что вся эта суета вокруг камня, ничто иное, как сектантская игра, в которую меня втянули самым банальным способом.
— Кольцо или браслет? – Спросил «милорд», обращаясь к ювелиру.
— Это решать миледи. Что изволите, кольцо или браслет?
— Миледи изволит кольцо.
Лицо ювелира просияло, словно ему принесли самую желанную новость.
— Руны оставим те же? – Обратился он к «милорду».
— Да.
Голос моего спутника как-то незаметно стал настолько властным, что у меня невольно возникли сомнения: тот ли это милый джентльмен, с которым я познакомилась на выставке месяц назад?
— Миледи, соблаговолите узнать имя кристалла?
Ювелир достал из высокого резного шкафа ларец, открыл его тем самым маленьким серебристым ключом, который я так хорошо запомнила на выставке, и вынул эскиз. Перстень, сплошь состоящий из рун, встроенных в вязь кольца выглядел безупречно.
— И что это за надписи?
— Это его имя – Страж.
Ювелир с поклоном удалился за ширму, а мы остались ждать.
Устроившись в уголке обширного дивана, я молча разглядывала обстановку странного жилища, в котором непостижимым образом соединялись стили всех известных мне эпох. Большой кабинет походил на музей, где в беспорядке соседствовали вазы эпохи Династии Мин с египетскими скульптурами, отлитыми из бронзы задолго до нашей эры. Свитки с печатями, глиняные таблички с рунами, деревянные ведра с солярной резьбой, кожаные седла… Чего тут только не было! Настоящий клад для искусствоведов всех времен!
— Приветствую вас, миледи.
Я вздрогнула. Из-за той самой мрачной ширмы черного дерева, куда совсем недавно удалился ювелир, выплыла дама в голубоватом парике и с мушкой на подбородке. Она склонилась в почтительном реверансе, и мне ничего не оставалось делать, как вскочить с дивана и неуклюже повторить за ней знак светской учтивости.
— Уверяю вас, это лишнее, — милорд поморщился, жестом предлагая мне вернуться на диван, — слушаю вас, графиня.
— Мне показалось, что вы скучаете в ожидании…
— Вы уже скрасили наше одиночество. Чем обязан?
— Милорд, я желала бы вновь просить вас вернуть меня домой. Согласитесь, что жизнь в будущем или глубоком прошлом несколько экстравагантна. Мне не хватает друзей, привычных развлечений, я тоскую…
— Уж кому-кому, а вам, миледи, должно быть стыдно говорить всякие глупости.
Я впервые заметила, что раздражение, с которым он обращался к даме, появившейся из-за ширмы, не пряталось даже под покровом светской любезности. Чем она ему насолила?
— Вы прекрасно осведомлены о том, что никакого прошлого и будущего не существует. Есть только настоящее. Вы же не хотите сказать, что кубок с ядом для герцога исчез из бытия. Никуда он не делся. Благоденствует и продолжает вместо воска заливать сосуд жизни его высочества.
— А как же покаяние? Я пролила столько слез, милорд. Выплакала свои прекрасные глаза, которые вы называли звездными …
— Для вас оно случилось. Пришло озарение. Можно уповать на то, что ничего подобного вы себе больше не позволите. Но ведь герцога этим не вернешь в бытие. Его жизнь закрыта. И закрыли ее именно вы. Его игра закончена. А сколько еще он мог натворить в этой вселенной!
— Значит все остается со мной…, — жалобно заплакала дама.
— Все остается в вас. Вы, моя драгоценная, — сосуд, в который старательно, слой за слоем наливаете то настойку розмарина и лавандовое масло, а то желчь вепря и яд Горгоны. Согласитесь, как бы вы ни старались избавиться от тьмы, она уже смешалась со всем до неё содержимым. И если в итоге желчи и яда в сосуде больше, чем амброзии… Сами понимаете, миледи. Так что спешите делать добро, как советует наш общий друг. Прошлое – будущее. Не смешите. Люди придумали забвение, и игру в прятки с прошлым, как лекарство от боли совести. Они решили предавать забвению те гадости, которые творили. Но ничто и никуда не исчезает бесследно. Поэтому лучшей рекомендацией будет известное во всех Мирах: не наследите. Не всё отмывается.
— Я никогда не задумывалась над тем, что наследить в своей жизни это так окончательно, так непоправимо. Меня убивает уныние.
— Или зависть, от того, что некоторым чистым сосудам зло не знакомо. Впрочем, я совсем не тот, кто готов часами вести с вами душеспасительные беседы. Если вас это утешит, скажу: вы не хуже и не лучше многих. И ждет вас, графиня, как и всех три суда: первый – суд совести, второй – суд предков, третий и главный – Божий суд.
Я, затаив дыхание, слушала беседу, став невольным свидетелем чьей-то тайны. Прошлое, будущее, настоящее. Время, как энергетическая константа. Люди, как сосуды. Или не люди? Что вообще происходит?
— На речке Смородиной, на Калиновом мосту страшные вороги людей, Драконы о двенадцати головах бой ведут. — Ответил моим мыслям певучий и глубокий голос.
Я вздрогнула от неожиданности. Он принадлежал несусветной красавице, настоящей Василисе Прекрасной, появившейся в комнате из-за ширмы. А дама с голубыми волосами и мушкой на подбородке исчезла, словно ее и не было никогда. Кокошник сверкал на голове девицы так ярко, что, наверное, и впрямь был собран из тысячи камней самоцветных. Золотая парча сарафана выглядела, как настоящее ручное шитье. Уж о жемчугах и перстнях говорить нечего.
— Людей в полон берут, — певуче продолжала она, — города разоряют, огнем жгут. Лютуют. Никого не щадят: ни детей малых, ни матерей их. И никак не одолеют это лихо Богатыри-воины. Есть у Драконов тайна великая – огненный палец. Сколько ни сбивай голов, чиркнет он пальцем, и прирастают головы обратно, словно ничего с ними и не было. Огненный палец в ларце хранится, который только Страж открыть может. Нам пора. Не отстоят Богатыри без нашей помощи Калинов мост.
— А что это такое – Калинов мост? – спросила я растеряно.
— Перекинут тот мост над Огненной рекой Смородиной. Отделяет она мир живых от мира мертвых, и идут по нему люди лишь в одну сторону. А коли побиты будут Богатыри, откроется дверь по обе стороны и хлынет в мир нечисть, какую свет не видывал. Тогда Царство Драконов воцарится и в этом мире.
— Не плач, матушка, не пустим мы ворога через Калинов мост, – вступил в разговор маленький старичок весьма странного вида, в тулупе, валенках и портах в заплатах, появившийся вслед за Василисой. — Станем жить-сторожить в черёд караул держать.
Сказал и стал с интересом рассматривать меня: откуда, мол, взялось такое Чудо-Юдо, из каких таких земель прибыло, да в каких целях?
А я, окончательно очумев и перейдя барьер, за которым человек еще способен контролировать себя и ситуацию, пыталась понять, откуда вся эта компания берется? Не из воздуха же.
— Что же ты, мил друг, в таком затрапезном виде к нам явился? – Строго стала спрашивать с него красавица, — где твой кафтан красный, шапка соболья и сапоги, золотом шитые? Опять в сундук спрятал? Все тебя жадность терзает- мучает. Никак с этой хворью не справишься.
— А перед кем тут обряжаться, матушка? Эко, невидаль притащили: и волоса стрижены, и ноги под юбку не спрятаны, и сапоги, как у воина. Девка, ай нет? Ей изюму, черносливу, да пряников? Али меч-самосек лучевой? Ты мне не сказывала. А раз подарков везти не велено, значит и гость не знатный. Чего кафтан-то зря марать?
— Господа, господа, — милорд явно устал терпеть их препирания, — ждем ювелира и отправляемся на рубежи. И так времени тратим в избытке, разбрасываем в темную пустоту врагам на радость. Вы, Симеон, знакомьтесь: новый хранитель Стража, её зовут Агата.
Старичок как-то приосанился, распрямился, молодцевато щелкнул валенком об валенок и радостно отрапортовал:
— Милости прошу, Ваша светлость! Живой воды, яблок молодильных, ай терем с золотой крышей? Заказывайте, все исполню, как долг велит.
Говорит, а у самого глаза смеются. Весело ему на такого «стража» глядеть. Умора, да и только! Где же её, горемычную отыскали, на какой такой планете захудалой?
Я готова была провалиться вниз, под пол. Вот только в какой-то момент почувствовала, что и пола никакого нет – одно пространство…
А дед всё потешается:
— Вот, — говорит, — вам мое ремесло.
И протягивает мне на ладони золотое яблочко.
— Не съесть, так поиграть, — улыбается дедок.
А на мне уже и кокошник одет, и сарафан золотой парчи, и сапожки красные сафьяновые, и откуда ни возьмись коса выросла чуть не до полу.
— Так-то лучше будет, — с удовольствием глядя на свою работу подтвердил Симеон , — теперь сразу видно, что девка. Разве что тебе, матушка, красотой уступает, – поклонился он Василисе Прекрасной.
Милорд спорить не стал. Хотя в какой-то момент мне показалось, что он готов был примерить ко мне совсем другой костюм или образ. А я вспомнила знаменитую песню устриц, которая начиналась словами:
«Нас никто ни о чем не спрашивает, нами все просто закусывают».
В этот момент из-за шторы показался ювелир, который нес на подносе готовое кольцо. Комнату наполнило зеленое сияние. Камень ожил.
— Ты, матушка, когда колечко-то наденешь, поверни его камнем внутрь, — ласково советовал дед, — он сверкать-то и не станет, схоронится. А при надобности обратно, значит, крутани, тогда заработает, как ему и положено из века в век.
— Благодарю вас, Симеон, — сказала я, убирая золотое яблоко в широкий карман сарафана и протягивая руку ювелиру.
Кольцо мне показалось очень большим, по размеру не подходящим, но случилось очередное чудо: как только оно коснулось меня, обняло указательный палец, тотчас же уменьшилось и стало совсем впору.
— Пора, — милорд подал мне руку, словно приглашая на полонез.
Дедок повел с собой Прекрасную Василису. А ювелир стоял у окна, провожая нас в мрачную пустоту, ласково помахивая платочком, которым он в дополнение вытирал глаза. Когда теперь к нему гости пожалуют? Бог весть.
На рубежи – путь не близкий. Минутой не отделаешься. Но ветви Мирового Дерева Иггдразилли сплошь состояли из воронок. Мы сели в машину милорда и влетели в Свет. В дороге молчание затянулось, и я решила его нарушить.
— Куда же мы отправляемся? – Спросила я Симеона.
— Так в Тридевятое Царство, вестимо.
Из-за пазухи деда вынырнул острый клюв, вслед за которым появилась голова в черном оперении. Ворон попытался вырваться наружу целиком, но был насильно заправлен обратно.
— Ага, — прокаркал он хрипло, — как же, Царство. Твое Тридевятое давно в республику превратилось, рубежи наши сдало, самозванцев наплодило, экологию всю напрочь загубило. И вообще никакое оно ни Тридевятое.
— Это как же так? – Растерялся дедок.
— А так, садовая твоя голова. Считай: в первых девяти землях одну планету взорвали. Помнишь?
— Ну, вроде того, — Симеон в задумчивости пятерней почесал бороду.
— Одна планета из вторых девяти сбежала в созвездие Тельца. Ей там спутника обещали. Так?
— Ну, вроде того, — дед смутился и зачем-то полез в карман тулупа.
— А из третьих девяти первая с орбиты сошла, помутилось у нее чего там внутри, бывает такое, а восьмая процесс затеяла и стала права качать, чтобы Тридевятое Царство переименовали на Тривосьмое, потому как арифметику никто не отменял.
— Ну? – Дед начинал сердиться.
— Что?
— И к чему ты этот разговор затеял?
— А чтоб вы людям головы не морочили. Живете в сказке – ваше дело. Всех-то чего за собой тащить?
— А никто никого силой не тащит. Все по своей воле помогают. Агату вот, цельный месяц ожидали, пока сама не объявилась.
— Ага, по своей, как бы ни так! Не смеши мой клюв. Обработали красну девицу. Смысл жизни посулили, что, мол, со злом бороться надобно, а сами — в кусты. Перстень-то живет на ее руке, не на вашей. Она свою голову сложит пока вы, как всегда, в окопе отсидитесь.
— И зачем ты ко мне в друзья навязался? Если я такой плохой – лети себе на свободу.
— Я бы полетел, — вздохнул Ворон, — да ведь кто кроме меня тебе всю правду скажет?
Он завозился, крутя головой.
— Опять же сказки на ночь. Будешь, как сто пять веков до меня бессонницей маяться.
Симеон покачал головой.
— Тоже мне, голубь мира. А ведь и впрямь, матушка, странная у нас арифметика получается, — обратился он к Василисе, — трех планет нет, а счет по- прежнему ведем. Непорядок, нужно совет собирать и все заново переименовывать.
— Господа, — милорд решил вмешаться, — у нас вот-вот Драконы все царства отберут, а вы тут со своими заседаниями. Ариман, тьмы источник, все шлет и шлет нам духов мрачных, чтобы и людей совратить и небом завладеть. По всему Солнечному Кругу сеет зародыши зла и болезней, да при этом не устает никогда. Великая Иггдразилль , Древо Мировое из последних сил прячет в ветвях своих белых огненных птиц, чтобы помогли они одолеть Драконов. Силится ясень мировая сберечь светлые младенческие души, чтобы вовремя поспели они к своим родителям, а вы тут погрязли в арифметике. Стыдно, господа.
Наступила неловкая пауза, которую нарушила Василиса.
— В Первом нашем Царстве в священном пламени бьется из последних сил Великий Богатырь Правды – победитель гадких Троллей. Во Втором – среди стужи лютой и льда не сдается Светлый Богатырь Чести, и, пока идет битва, Солнце светит в помощь ему. В Третьем – со Змеем о двенадцати головах по пояс в золе и пепле, в полном мраке стоит насмерть Богатырь Справедливости, лишь искрами меча своего разрывая вечную ночь. Дух Божий, Дух Неба, Дух Жизни не оставят нас.
— Значит, на каждом воине лежит непреложная обязанность – драться, чтобы победить Драконов? – Спросила я ее тихо.
— Или мы победим их, или они – нас. Если они, тогда путь домой нам навсегда заказан.
— Домой?
— Да, к себе, на Седьмое Небо.
— Почему?
— Драконья кровь не позволит. Седьмое Небо — по ту сторону, там нет ни Драконов, ни духа их поганого, а мы пока — по эту. Битва идет на последних рубежах. И много людей пало: у большинства сегодня кровь Драконья изменила все смыслы. Но люди этого не видят.
— А наука говорит совсем по-другому.
— Ваша наука все шиворот навыворот объясняет. Тридцать три кита, на которых плывет Земля по Вселенной – это же законы, а не всамделишные млекопитающие. И звездолеты вы строите для межзвездных путешествий. И фильмы про то сочиняете. Только вот куда вы на них доберетесь? Далеко ли? Мечтаете о великом, а у себя под носом ничего не видите.
— А вы? Вы-то чем лучше?
— Да ничем. Мы просто выполняем свою работу. Всегда крайние, вертимся, как белка в Иггдразилли, и никакой благодарности от Галактики. Одни обязанности.
Все замолчали. Я растеряно думала о том, что Седьмое Небо, оказывается, совершенно не то же самое, что Тридевятое Царство. И для того, чтобы вернуться домой, мало победить Дракона, нужно еще не заразиться его кровью. У Богатырей есть лучевые мечи-самосеки. А у меня? И будто в ответ на эту мысль Страж сверкнул грозной ярко-зеленой вспышкой.
Что за чудо-машина была у милорда? Не понятно. Только много Миров и Земель пролетели мы за короткое время. Видела я цикламеновый блеск Урай-Земли, людей с кожей цвета мрака, чертоги рукотворные, похожие на могучие Звездные корабли, наблюдала пояс астероидов: все, что осталось от Деи. И еще видела Тару, которую со школьных лет называла Полярной Звездой. Я думала о том, что страшнее физического рабства может быть только духовное; ощущала себя птицей, навсегда покинувшей гнездо. И пусть у меня на глазах вырастали крылья, нужно было время, чтобы научиться ими пользоваться. Всем известно: выполнить свое предназначение может только сердце человека. И если оно не готово, никакие крылья не помогут.
Долго ли, коротко ли, наконец, мы прибыли в Тридевятое Царство. В моих самых скромных мечтах – это была Земля Исполинов, с морями великими, горами высокими, дворцами хрустальными, одним словом: молочные реки и кисельные берега, птицы Феникс и Гамаюн, как в детстве бабушка в сказках рассказывала. То, что я увидела, повергло меня в ужас. Мудрость Мира Великого покинула эти края навсегда. Мрак и разрушение царили вокруг, словно когда-то в стародавние времена брат восстал на брата, сын на отца и кровь реками разлилась по земле. Не было ни полей с золотой пшеницей, ни птиц, зарю славящих, ни палат каменных, ни людей жизни радующихся. Великая Пустота покрыла некогда цветущее Царство. Кто же привел светлый мир к полной погибели и мраку вечному?
— Ох-хо-хо, — вздохнул Симеон, — вот тебе, девонька, и край. Гляди, удивляйся. До какого конца кровь Драконья может весь мир довести. Что для них – радость, для нас – нежить. Никогда нам не договориться. Боремся, а конец не наступает, потому что после каждого поражения Дракон снова и снова бьется, питаемый лютой ненавистью и жаждой одолеть Бога.
Мне стало не по себе. Но милорд, внезапно отказавшись от своих великосветских манер, быстро пошел вперед по разбитой дороге в сторону Огненной горы. Ворон вылетел на свободу, опередил нашу компанию и скрылся в темноте неба. На мне и Василисе появились доспехи стараниями неугомонного деда. Наш небольшой отряд двинулся навстречу полному мраку.
В скорости оказались мы на месте брани. Земля дрожала, Змей огнем дышал, всё до Неба палил. Бился с ним Богатырь-воин, отсекая поганые головы, а они вновь прирастали, как ни в чем не бывало. И только тут я поняла, что все битвы во Вселенной, как и эта, происходят здесь и сейчас, а не в далеком прошлом в былинах рассказанном. Что бьются в это самое мгновение и на озере Чудском и под Аустерлицем и под Сталинградом. Что ничего не кануло, а продолжает быть в настоящем, только люди этого не видят. И где ларец, в котором палец огненный хранится им тоже не известно. Потому и отвоевывает рубеж за рубежом племя Драконово: где силой великой, где злобой, где хитростью. И жалость им не ведома, и справедливость и милосердие.
И вдруг в тот самый момент, когда Змей богатыря русского по пояс в землю вогнал, метнулся зеленый луч Стража под гору, на которой Змей стоял. В то же мгновение обернулся милорд огненным соколом и стрелой полетел в то место, какое Страж указал. Тут Змей понял, что наступает час его последний и с еще большей злобой накинулся на Богатыря.
А я стояла и только об одном думала: нельзя руке моей дрогнуть, чтобы зеленый луч Стража, место указывающий, в сторону отклонился. В руках Василисы сверкнул огненный меч-самосек и начал рубить гору, на которой Змей великий стоял. А ворон стал ему глаза клевать. Дед поймал ларец, что сокол принес, и я повернула руку, чтобы дать Стражу открыть ларец. В бессильной злобе Змей дохнул на меня пламенем, и невыносимая боль пронзила все тело. Плечо загорелось, словно вцепились в него острые зубы…
— Эй, подруга, проснись же, наконец.
Я открыла глаза. На меня смотрели веселые глаза Татьяны. Она цепко держала меня за плечо в попытке разбудить. Плечо болело. Рядом со мной на диванчике лежала сумка и пакет с буклетами. Свет в витринах уже погасили. Огромный зал погружался в сумерки.
— А где милорд? – Спросила я подругу.
— Ты просыпайся. Мы в России, все милорды давно покинули страну, а выставка уже закрылась. Пора домой. Ждала тебя целый час у турникета на выходе, а ты тут спать устроилась. Кстати, а милорд, это, собственно кто?
— Приснится же такое…
Я никак не могла прийти в себя от этих необычных приключений. И еще мне было жалко, что все это только сон. Жизнь во сне была куда более реальной и живой, чем туманный город, в который так и не заглянула зима.
— Слушай, я только взгляну на витрину, и мы пойдем.
Татьяна посмотрела на меня укоризненно.
— И что ты там собираешься увидеть в темноте?
Я подошла к шкафу. Она права. Ничего не видно. И вдруг мой взгляд упал в простенок, где должна была находиться дверь с надписью: «Посторонним вход воспрещен». Ее там не было. Просто гладкая уличная стена. Ощущение оставалось странным. Сказать, что меня ударили пыльным мешком по голове — ничего не сказать.
На Садовом кольце гудели машины и стройными рядами двигались в едином потоке. Возле Курского вокзала толпился народ. Мы спустились в метро, я приложила к турникету сумку с проездным, Татьяна повторила ту же самую процедуру. Мы спустились на платформу, подошел поезд. Народу было на удивление мало, и мы сели в самом конце вагона друг против друга.
— Осторожно, двери закрываются…
Что заставило меня повернуть голову влево? В следующем вагоне, через два стекла от меня сидел импозантный мужчина в сером костюме, черной водолазке, с густой и темной шевелюрой. Он что-то читал. Правую руку украшал перстень из черного золота с черным агатом. У меня перехватило дыхание. А он, остановив чтение, поднял глаза и улыбнулся мне, как старой знакомой. С тайной надеждой я раскрыла сумку. Зеленое сияние Стража, оправленного в кольцо с рунами, ответило мне приветствием…
P.S. Сказка ложь, да в ней намек! (А.С.Пушкин)
