Дождь…
Дождь лил, не переставая, уже вторую неделю. Отпуск был окончательно испорчен. Оставалось несколько дней до возвращения в город. Там, по крайней мере, капризы погоды практически не видны. Потому как от природы далеко-далеко. А тут в глубинке, когда без сапог и на улицу не выйти, это прохудившееся небо обязывало сидеть на веранде, кутаясь в теплую шаль, читать, размышлять и….больше ничего.
Наташа сладко потянулась. Нужно приготовить завтрак. Есть не хотелось. И она впервые задумалась над тем, почему ест по привычке. Если положен завтрак, значит,
вставай и завтракай…чудно… В окошко постучали. «Наверное, Татьяна, — подумала она, набрасывая теплый, пушистый халат. Поежившись, прошла на веранду, открыла дверь и, вскрикнув, сделала несколько шагов назад. На старых, подгнивших и размоченных дождем порожках стоял насквозь вымокший человек с мольбертом через плечо и большой папкой, точно такой же, в которой Наташин отец-художник переносил свои эскизы, когда ездил «на натуру».
— Вы кто, собственно? – задала она вопрос и сразу подумала о том, что правдивый ответ может никогда не получить.
В голове проносились мысли одна другой страшнее. Уже вторая половина октября, еще не очень холодно, но в садовом товариществе, где она пребывала, практически все разъехались. Правда, есть сторож, Михалыч, но он в «загуле» уже пятый день. И его не видно и не слышно. Сегодня только вторник. До приезда соседей в субботу уйма времени. Помощи, если что, ждать неоткуда. Правда, должна прийти Татьяна, которая два раза в неделю приносила молоко из соседнего поселка. Там все еще держали коров…. «Удивительна скорость мысли, до коров дошла», — Наташа привычно подтрунивала над собой. И, ободрившись, со смелостью в голосе повторила свой вопрос
— Вы кто?
Он посмотрел на нее очень открытым взглядом.
— Простите меня, я тут был на этюдах, а теперь дождь всю мою работу, наверное, размочил окончательно. Вы не могли бы спрятать мои эскизы, а я потом за ними приду.
— То есть, как это потом приду?
— Ну, пережду дождик, а когда он кончится, приду, заберу и поеду в город. Вы извините меня, просто до станции десять верст, я не дойду с работами под таким дождем.
— А вы сами-то, где намерены дождь пережидать? – спросила Наташа, удивившись собственному вопросу. В конце-то концов, ей какое дело до этого?
— Да пережду где-нибудь, я же не сахарный, — ответил он как-то незамысловато. – Только, пожалуйста, возьмите, а то дождь такой сильный, все размокнет окончательно.
Не понимая, почему она это делает, Наташа решительно потащила
его за рукав вымокшей куртки.
— Куртку вот тут на веранде оставьте, пусть стечет, ботинки с собой, поставите на печку. Ну же, быстрее, а то очень холодно и мокро.
— Извините, — он сделал шаг вперед, и на нее пахнуло запахом красок, влажной травы, и еще чего-то такого родного и узнаваемого.
Так пахло от отца, когда они вместе путешествовали в поисках «красивых мест». Результатом этих походов становились картины, горло сдавил комок. Отца
больше нет. В душе осталось ничем не заполненное место, куда она боялась даже заглянуть, так было больно.
Он, сняв ботинки и оставив насквозь мокрую куртку на крючке веранды, несмело прошел в столовую.
— Вот, возьмите, —
Наташа достала из шкафа байковую рубашку отца и его свитер с замшевыми
заплатками на локтях. – Простудитесь.
Оставив гостя, она прошла в кухню, чтобы приготовить завтрак и вдруг поймала себя на мысли, что успокоилась совершенно. И не просто успокоилась, а даже где-то в глубине души рада этому приключению в самом конце отпуска.
Вернувшись в столовую с большим подносом, на котором дымился горячий чай с травами, стояла тарелка с вареными яйцами, лежал хлеб со сливочным маслом и мисочка с медом, Наташа пригласила гостя к завтраку.
Он не отнекивался, не ломался, быстро подошел к столу и глянул на большой старинный образ Матери Божией, висевшей в простенке еще со времен бабушки. Перекрестился, «про себя» прочитал молитву, молча замерев на несколько минут, потом сел и с удовольствием начал пить огненный чай из большой пол литровой керамической кружки. Наташа наблюдала за ним с интересом. Ел он вкусно, как-то значительно и неторопливо, не ел, а питался.
— Как вас зовут? – спросила она неожиданно для себя самой.
Он посмотрел на нее большими серо-зелеными глазами. Помолчал какое-то время, а потом тихо и спокойно ответил:
— Меня зовут Сергей. Вы только не пугайтесь моего вопроса, Вы Наташа?
Она вскинула голову:
— Наташа…. Но как?
— А почему вы не завтракаете? Давайте вместе, — он встал и галантно отодвинул стул. Так делал отец.
Она села, на краешек, растеряно, ощутив, что уже не чувствует себя хозяйкой положения и что те изменения, которые происходят очень странные, необъяснимые, но закономерные.
— Вы знаете, Наташа, я сразу узнал Образ Матери Божией. Я иконописец, реставратор. Лет десять назад ваш отец привез мне именно этот Образ на реставрацию. С тех пор мы с ним подружились. Не сказать, чтобы совсем близко, возраст разный. Но он замечательный художник, тонкий. Последний раз мы виделись два года назад. Он приезжал по поводу киота для Храма. Больше я его не видел.
— Папы больше нет, — губы Наташи задрожали. – Он заболел и очень быстро ушел.
Сергей понимающе кивнул.
— Вам плохо одной?
— Мне плохо без него. Это — не одно и то же.
— Задача, — тихо отозвался Сергей.
«Задача», — прозвучало где-то глубоко в душе. В это мгновение Наташа поняла, что слово «задача» и стало именно тем ключом, которым сам того не понимая Сергей открыл ту пустую область ее души, где раньше жил отец. Открыл, чтобы вышла наружу тоска и боль, а на смену им пришла жизнь. И она заплакала, сильно, безудержно, будто со слезами выходило все то, что засело так тяжко и не хотело отпускать. Она убежала к себе в комнату. Он не мешал. Ждал. Через пару часов Наташа вернулась в столовую. Сергей стоял возле старенькой печки, рассматривая изразцы, которые отец привез из Твери, когда ломали чей-то дом и «раскрашенные кирпичи» никак не вписывались в интерьер домов «городского типа».
— Красиво? – Наташа имела в виду изразцы.
— Не очень, — ответил Сергей, — немножко веки распухли и нос покраснел. Он улыбнулся виновато за шутку. Но она поняла. Казаться «умным» не его стиль.
Пять лет спустя в Берлине проходила выставка работ знаменитого художника С……а. В этой выставке принимали участие и молодые таланты. Там было одно интересное полотно. На нем были изображены трое – Он, она и маленькая девочка. Они сидели в простенке, отец с любовью держал дочь на коленях. А над их головами, как бы благословляя, располагался Образ Пресвятой Богородицы Всех скорбящих Радость.