Посеем семена добра…

Это блог о том, как остаться человеком в наше непростое время…

Евангельская тема в творчестве В.Д.Поленова

Написано в рубрике: На вольную тему — admin 9:21 пп в Четверг, 31 мая, 2012

Поэт Оки

 

   Мое  «летнее»  детство  проходило  на даче у дедушки и бабушки в живописных местах Тульской области, Алексинского района, на берегу Оки.

Ока

 

   Эта река, полная чрезвычайной красоты, служила вдохновением для художников, поэтов, писателей, музыкантов.  Помню дачу Рихтера, построенную так, чтобы акустика усиливала  звук во множество раз, вызволяя его из стен дома, отпуская на волю – плыть над дивным закатом в теплом тумане. Помню золотых линей, которых отец ловил практически к каждому ужину. Помню его легкую и уверенную руку, когда он писал лошадей в ночном. Помню запах воды – речной, чуть рыбный, ракушечный. Помню особые белые песчаные берега. И другие, покрытые крупной галькой, похожей на щебень.  И еще я помню ДОМ МУЗЕЙ ПОЛЕНОВО, куда частенько нас водил отец. Необыкновенно красивое, живописное имение с потрясающими видами из окон дома; луга и небольшие спуски, похожие на мини-долины, разнотравье, поворот Оки, вокруг которого, особенно в осеннее время, желтели, краснели в сочетании с темно-зеленой хвоей сосен, березы, осины и клены. Это имение  под милым названием «Бехово»  Василий Дмитриевич Поленов приобрел в 1890 году. Только Тульская область тогда называлась Тульской губернией, а Алексинский район – Алексинским уездом. Уникальная красота приокского района  вдохновила  мастера  на  создание  редких по красоте пейзажей. В среде художников того времени, да и сейчас, пожалуй,  Василия Дмитриевича  называют не иначе, как «настоящий поэт Оки». Но мне нравились и другие его картины. Серию полотен, объединенных единым замыслом,  называют  Евангельская тема. 

Христос

 

 Евангельская тема

 

Евангельская тема

 

Евангельская тема

 

Евангельская тема

   Христос Поленова – Спаситель мира, Мессия, Бог – как-то удивительно человечен, реален, прост. Он рядом, а не «над», Он подлинен, обыкновенен и достоверен. Художник как бы настойчиво повторяет: «Он – реально был». Это не миф – это доподлинная жизнь Того, Кто был Богом и человеком , Кто жил для нас и был распят за нас. Христос Поленова — мудрый учитель, Он несет людям свет любви и человечности.

    Поленов был гуманистом. Он верил в любовь, в победу добра над злом, в чистоту и доброту. И, тем не менее, в картинах на Евангельские темы, можно заметить некоторую трагически-грустную ноту. Будто реальная жизнь внесла свои коррективы в «свет» задуманных полотен. И это очень видно на картине  "Христос и грешница".

Евангельские сюжеты

   "Ваш Христос, — писал Поленову его друг П.А. Спиро, — он мне дает не только сильный ум, доброту дает, да еще доступность, простоту, боже мой! Доброта в умном, энергичном человеке, да еще доступном — да ведь то-то и дает людям наибольшую отраду! А вся-то картина — злоба людская (узкая, гадкая, нечеловеческая страсть) тонет в доброте, разлитой по всей картине, даже в воздухе ее, а разлилась она у Вас оттого, что Христос Ваш так просто, так обыкновенно добр. И так трактован сюжет, что будь толпа, накинувшаяся на женщину, еще более разъяренная, еще страшнее разнузданная, мне бы не было страшно за женщину и за людей вообще; я взволнованно-покоен, я даже рад, что это тут случилось, — тут дело будет покончено самым гуманно простым образом, утешительным: тут есть человек, Христос, — я вижу по позе, по лицу его, по всему складу всего окружающего его, который думает о факте прежде, чем о себе, и человек с золотым сердцем; его не подденешь, потому что не за что, — у него крючков нет, он прост!"

Евангельские темы

 

Евангельские темы

    "Мне кажется, — писал Поленов в начале 1888 года, — что искусство должно давать счастье и радость, иначе оно ничего не стоит. В жизни так много горя, так много пошлости и грязи, что если искусство тебя будет сплошь обдавать ужасами да злодействами, то уже жить станет слишком тяжело".

   Как мне кажется, эти слова актуальны сегодня, как никогда. Видимо, классика тем и сильна, что проходит сквозь века, как будто времени не существует, а есть только система ценностей и ИСТИНА.

 

В раздумьях

Написано в рубрике: Душа с душою говорит... — admin 5:49 пп в Среда, 30 мая, 2012

В Англии

Слева направо: протоиерей Александр (Шмеман) и митрополит Антоний (Сурожский)

 

   Сегодня мне попалось высказывание М.Монтеня: "Просто жить не только самое главное, но и самое замечательное из твоих дел." И в связи с этим я почему-то вспомнила протоиерея Александра Шмемана.  К глубокому огорчению однажды забрела на сайт под красивым названием «Ортодокс», где в недвусмысленной форме и крайне неуважительно отзывались о священнослужителе, который уже почил  по Бозе, никогда не был запрещен в церковном служении.  И  мне вспомнилась  та душевная боль, которую испытала тогда там, на сайте. Отчего? Мне  стало по-настоящему страшно, что кто-то, читая, решит, что это и есть  «настоящее» православие. Кто-то, кто еще не успел   узнать, что Бог – это совершенная любовь и истина. Что Бог, всегда ищет, чем  оправдать и помиловать, а не осудить. Что страшные слова о расправе  над людьми иных мнений и взглядов от имени «хранителей  православной веры»,  говорит  простой смертный человек, который сам взял право судить и грозить. И по нему могут  составить представление  обо  всех нас. Неужели настали времена, когда православным нужно защищать православие от «православных» же? 
   Протоиереем Александром Шмеманом были написаны книги, оставлены дневниковые записи, беседы и проповеди.  Мне хотелось бы сегодня привести здесь предисловие к его книге: «Церковь, мир, миссия: Мысли о православии на Западе»,  написанное протоиереем  Валентином  Асмусом для того, чтобы хоть как-то изгладить впечатление, которое может создаться о нас, православных, у тех, кто только начал знакомиться с основами нашей веры по таким сайтам, как "Ортодокс".
   «Протопресвитер Александр Дмитриевич Шмеман (13.09.1921—13.12.1983) родился в г. Ревеле, в семье офицера Лейб-Гвардии Семеновского полка. В 1928 г. покинул Эстляндию и после краткого пребывания в Белграде поселился в 1929 г. в Париже. Семья, принадлежавшая к высшему кругу, хранила православные устои. Рояль, на котором любила музицировать мать, на Великий пост запирался на ключик. Александр Дмитриевич с раннего детства прислуживал за богослужением, в дальнейшем был иподиаконом митрополита Евлогия (Георгиевского).
В 1940 г., через два месяца после прихода немцев в Париж, Александр Дмитриевич поступил в Свято-Сергиевский Богословский институт, стал одним из последних слушателей прот. Сергия Булгакова. Одно время слушал также лекции в Сорбонне. Из профессоров Института был близок к архим. Киприану (Керну), с которым познакомился еще до поступления в Институт и в чей приход был назначен после рукоположения во священника в 1946 г., и к А. В. Карташеву, сделавшему его своим преемником в преподавании истории древней и Восточной Церкви (когда в 1945 г. Александр Дмитриевич получил степень кандидата и остался при Институте профессорским стипендиатом). Литературные плоды этого периода деятельности о. Александра — книги "Исторический путь Православия" (3-е изд. Париж, 1989) и "Церковь и церковное устройство" (Париж, 1949), статьи о византийской теократии — "Судьба византийской теократии" и "Догматический союз" (Православная Мысль. Вып. 5, 6. Париж, 1947-48). В этих последних работах о. А.Шмеман совершенно справедливо указывает на "несомненное единство и согласие всей византийской традиции в утверждении религиозной природы и миссии Царства". Наконец, о. Александр делает перевод еще не изданного трактата святителя Марка Эфесского "О воскресении" (Православная Мысль. Вып. 8. Париж, 1951). Но, по-видимому, все эти публикации — только части задуманных им больших трудов — курса по истории византийской Церкви IX—XV вв., монографии о св. Марке Эфесском и исследования о византийской теократии (см. автобиографическую заметку о. А.Шмемана в "Вестнике РХД". Париж, 1984. № 141. С. 21—24).
Переломный момент деятельности о. Александра -— переселение в 1951 г. в США по приглашению Свято-Владимирской Семинарии в Нью-Йорке. Эта семинария (деканом, т. е. главой которой о. Александр был с 1962 г. до конца своих дней) принадлежит бывшей Русской Митрополии в Америке, еще в 1927 г. попытавшейся объявить себя "независимой автономной Церковью в Северной Америке", что в дальнейшем привело к каноническому разрыву с Московской Патриархией. В 1970 г. общение с Москвой было восстановлено при одновременном получении от Московской Патриархии Томоса об автокефалии Православной Церкви в Америке (ПЦА). В подготовке этого события, равно как и во всей жизни Американской Автокефалии периода ее становления, о. Александр Шмеман принял немалое участие, и этим, в первую очередь, объясняется его полемика, иногда весьма резкая, со всеми противниками ПЦА, будь то Константинопольский Патриархат или Русская Зарубежная Церковь.
В области собственно богословской американский период жизни о. А. Шмемана отмечен решительным обращением к литургической теме. В эти годы он пишет свою докторскую диссертацию "Введение в литургическое богословие" (Париж, 1961) и целый ряд книг, адресованных небогословам: "Великий Пост" (3-е изд. Париж, 1990), "За жизнь мира" (Нью-Йорк, 1983), "Евхаристия" (2-е изд. Париж, 1988) и "Водою и Духом" (Париж, 1986). Избранные проповеди из примерно трех тысяч, прозвучавших по радио, вошли в книгу "Воскресные беседы" (Париж, 1989).
Кратко и весьма схематически суммированные идеи о. Александра сводятся к четырем основным понятиям: актуализации, редукции, номинализму и секуляризации. Первое он связывает с таинством Евхаристии, которое не просто совершается Церковью, но осуществляет Церковь как единство Тела Христова и есть поэтому предвосхищение благодатной эсхатологической полноты. Из этой основополагающей интуиции о. Александр делает целый ряд теоретических и практических выводов, иногда спорных, порой идущих вразрез с многовековой практикой, но их надо рассматривать все же отдельно от этого основного видения Евхаристии как Церкви и как Царства Божия.
Остальные три понятия раскрываются им в связи с критикой современной жизни, и прежде всего жизни церковной. В ходе истории (этот исторический акцент весьма характерен для о. Александра, но по существу он не единственно возможный: на первый план могла бы быть выдвинута, скажем, извечная человеческая ограниченность и поврежденность грехом) духовная жизнь редуцируется, т. е. сводится к отдельным, и не всегда самым главным, своим составляющим. Например, реальность Богообщения сводится к субъективным психологическим переживаниям человеческой души, Таинства — к "красивым обрядам" и т. д. и т. п. А чрезвычайно широкое понятие номинализма подразумевает среди прочего такое использование священных и почтенных "имен" и названий, за которым не стоит обращение к обозначаемым ими реальностям. И, наконец, секуляризация (этот историософский термин становится основополагающим уже у одного из учителей о. Александра прот. В. В. Зеньковского) — отказ от самого существа религиозной жизни, при котором Церковь полностью теряет свое собственное значение и призвание, но может, впрочем, "цениться" как "сокровищница культуры", политическая сила или "твердыня национального духа".
При всем громадном даре и личной незаурядности, при всей новизне тем и методов о. Александра, в его сочинениях нельзя не увидеть влияния глубоко воспринятого им наследия: и русской — дореволюционной и эмигрантской — богословской науки (о западной и говорить нечего, так как обращение к ней естественно и неизбежно для православного богослова, живущего на Западе), и русской религиозной философии (читатель нижеследующих страниц вспомнит и о софистической диалектике Владимира Соловьева, и о радикализме Бердяева, и о многом другом).
Настоящая книга для многих будет большой неожиданностью. Она, возможно, примирит с о. А. Шмеманом тех, кто воспринимает его богословие критически и в то же время разочарует тех, кто делает из его трудов далеко идущие, иногда прямо протестантские, выводы. Главная ее особенность в том, что она обращена не к православному читателю, как, пожалуй, все вышеназванные, а преимущественно к американским католикам и протестантам. Отец Александр, знаменитый критик "исторического православия", выступает здесь как защитник Православия перед лицом западного христианства, и, критикуя последнее, исходит не из отдельных его изъянов, но из кардинального отступления Запада от веры и жизни древней Церкви. Тех, кто привык считать о. Александра поборником не только идеи "американского православия", но и Америки как таковой, озадачит суровая оценка американского духовного тоталитаризма, в котором он усматривает близкий аналог тоталитаризма советского. Тех же, кто считал его судьей "византинизма" (не говоря уже о таком порождении "византинизма", как Русская Церковь), удивит апология непреложного значения византийского опыта и констатация того, что Православие, несмотря на все исторические искажения, в целом сохранило сердцевину церковной жизни, утраченную Западом.
Думается, наследие протопресвитера Александра Шмемана останется пререкаемым и впредь. Издавая его сборник, мы не солидаризируемся с каждой идеей автора. Но мы полагаем, что в современном многоголосии должен быть услышан и его голос, призывающий, в конечном счете, к тому, что есть "единое на потребу".»
Пасха Христова, 1996

Из этого предисловия очевидно, что можно не быть солидарными с каждой идеей автора. И при этом не умалять его голоса, призывающего  к тому, что есть «единое на потребу».

Далее хотелось бы привести некоторые из высказываний протоиерея Александра Шмемана, чтобы вы смогли  составить некоторое представление об авторе этих слов.

«…Тем, кому дан дар жизни — и это значит: “религиозное” ее ощущение, гораздо меньше нужна “религия”, которая почти всегда от недостатка, а не от преизбытка, от страха перед жизнью, а не от благодарности за нее. И эта безрадостная, безжизненная религия отталкивает. Отталкивает прежде всего потому, что обращена к жизни осуждением и злобой. “Всегда радуйтесь, за все благодарите”: это разве звучит в нашем измученном собственной историей христианстве?»

«…множество верующих, не исключая и представителей духовенства, часто понимают христианство как некую совокупность правил, норм, ритуалов, которую охотно отождествляют с церковным Преданием. При таком номистическом, или законническом разумении веры внешнее оказывается неизбежно важнее внутреннего. То, что в конкретный исторический момент времени было свидетельством живого творчества духа, воспринимается благочестивыми, но не вошедшими в разум Истины верующими, как закон, обязательные вериги, ибо подлинно духовного мерила у них нет, а передать оное из рук в руки невозможно: его необходимо стяжать. «Царство небесное силою нудится…».

«Вера говорит о послушании…. только в ней свобода (послушание Богу есть единственная в этом мире свобода и источник свободы)».

Церковь Божия —  «есть дом, из которого каждый уходит “на работу” и куда каждый возвращается с радостью, чтобы дома найти саму жизнь, само счастье, саму радость, куда каждый приносит плоды своего труда и где все претворяется в праздник, свободу и полноту. Но именно наличие, опыт этого дома — уже вневременного, неизменного, уже пронизанного вечностью, уже только вечность и являющего, — только это наличие может дать и смысл, и ценность всему в жизни, все в ней к этому опыту “отнести” и им как бы наполнить».

«Меня всегда утомляют люди без чувства юмора, вечно напряженные, вечно обижающиеся, когда их низводят с высот, «…»  смех спасителен и нужен больше, чем что-либо другое».

«Я глубоко убежден, что подлинное религиозное чувство абсолютно несовместимо ни с каким “украшением”, ни с какими благочестивыми словесами. И когда христианство становится украшением, а не красотой, благочестием, а не верой, оно выдыхается».

«Снимая маску, “шокируешь” людей: как это он стал самим собой? А маской исправляется все: и то, что говоришь, и то, что делаешь. И как легко растворить личность в маске и полюбить эту маску…».

«…Христианство есть всегда проповедь — то есть явление того, другого, высшего плана, самой реальности».

«Христианство требует, абсолютно требует простоты, требует «светлого ока», «зрячей любви». Оно извращается всюду, где есть надрыв, где “естество на вопль понуждается”».

«Все выбираем себе в “предании“, что нам по вкусу: кто Древнюю Русь (старобрядчество), кто Паламу, кто Афон <…>, но я не вижу “пользы” от этой монашеской диеты, безостановочно преподносимой людям в качестве какой-то самодовлеющей “духовности”. Мой опыт таков: как только люди решали эту “духовность” вводить в свою жизнь, они становились нетерпимыми, раздраженными фарисеями. Я ни секунды не отрицаю реальности, подлинности монашеского опыта (Добротолюбие, “старцы” и т.д.). Я только убежден, что, как и богослужение, как и почти все в церковной жизни в наши дни, он “транспозицируется” и воспринимается в другом ключе, в ключе, прежде всего, того психологического эгоцентризма, что составляет основную тональность нашей эпохи».

«Так, например, один из основоположников протестантизма Кальвин в самый центр своего понимания христианства поставил учение о предопределении, согласно которому одних от самой вечности предопределил и избрал Бог к спасению, а других к гибели. Но, конечно, не может наша христианская совесть принять это страшное учение. Сказано нам словами апостола любви: «Бог – любовь есть» (1Иоан.4:8). Сказано, что Он послал Сына Своего, чтобы ничто не погибло, но все было спасено. «…» вера есть дар Божий, и дар этот дан всем, действительно каждому человеку, как и сказано в чудной церковной молитве о свете Христовом, просвещающем всякого человека, грядущего в мир.»

«Если кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Мар.10:15). Что это значит? Это значит, прежде всего, что ребенку свойственно саму жизнь воспринимать как некий рай, что в его восприятии все целостно, радостно, все – доверие, и это значит, в глубочайшем смысле этого слова, – вера. Только эта вера еще не отделена от жизни, еще не противостоит  ей, она и есть то доверие, которое ребенок оказывает всему и всем, веря, что от всего и от всех к нему только любовь. И мы все знаем, как вместе с детством нарушается эта целостность, как входит в жизнь опыт зла, знание зла, разделения, горя, страдания. И вот тут, где-то около этого решающего момента человеческой жизни и начинается страшный бой за душу человека, и прежде всего за сохранение или утрату им первоначального опыта и самой жизни, и мира, и других людей как дара, как чего-то свыше, чего-то, исходящего из таинственного и светлого источника. Тут в какой-то момент все висит на волоске, и одна минута, одно слово или, может быть, отсутствие одного слова могут оказаться решающим.»

«Борьба за власть —  квинтэссенция падшего мира. Чтобы спастись, нужно бежать власти. Какой бы то ни было, всякой… видимой и невидимой (например, власти над  душами). Я готов думать, что в этом мире всякая власть — от дьявола. Как человечны люди, никакой власти не имеющие и ни на какую власть не претендующие».

«Удушающая тоска капитализма, «потребления», нравственная низость созданного ими мира. Я не сомневаюсь, что то, что идет на смену («левое»), еще страшнее и ужаснее <…> Первородный грех демократии — так, во всяком случае, мне кажется — это ее органическая связь с капитализмом».

«Может быть, это и есть основное духовное свойство всякой — в том числе и религиозной — буржуазности: закрытость к “трагизму”, на который обрекает, так сказать, само существование Бога <…> И, может быть, действительно “бедность” — центральный символ. И не в экономическом факте “бедности”, а в самом подходе к ней, к восприятию ее. Запад решил, что христианство призывает к борьбе с бедностью <…> И на это уходят все силы души… А христианский призыв совсем, совсем другой: к бедности как свободе, к бедности как “знаку”, что душа ощутила и восприняла невозможный (и потому для мира — трагический) призыв к Царствию Божьему…».

«Если человек гуляет, то потому, что ему это прописал доктор или он вычитал об этом в газете. В сущности, полное неумение наслаждаться жизнью бескорыстно, останавливать время, чувствовать присутствие в нем вечности… Американец, по-моему, боится довериться жизни: солнцу, небу, покою; он все время должен все это иметь under control. Отсюда — эта нервность в воздухе… И тоже эта постоянная направленность внимания на других, какая-то слежка всех за всеми».

«Я не верю в Бога, – говорит неверующий, – потому что вижу слишком много зла, страдания и бессмыслицы кругом. Если бы Он был, Он не допустил бы этого». – «Я верю в Бога, – говорит верующий, – потому что в самом аду зла, страданий и бессмыслицы я встретил и узнал радость, силу и правду веры».

«…суеверие от страха: человек боится. Боится отравы, боится неурожая, боится пожара, боится других людей. «В страхе, – говорит святой апостол Иоанн Богослов, – есть мучение» (1Иоан.4:18).

«Христианство устами святого Серафима Саровского говорит: «Спаси себя, и спасутся около тебя тысячи». Антихристианская  идеология говорит: «Ты не спасешь себя иначе, как, прежде всего, переменой общества и его форм». Там – в христианстве, перемена, преображение самого мира зависит от личности, здесь – в материализме и коммунизме, перемена личности зависит от внешнего преображения общества. Отсюда, идя дальше, вытекает ударение христианства на личной свободе и личной ответственности человека, и, напротив, стремление материалистического коллектива до конца подчинить себе человека, слить его без остатка с партией, обществом, государством и так далее.»

Рискну добавить от себя — мы помним те времена, когда "работал" принцип коллективной безответственности. Не лучшие это были времена в плане созидания души человеческой. Но это мое частное мнение и поэтому никто не обязан его разделять, кроме единомышленников.

 

Алексей Степанович Хомяков

Написано в рубрике: Поэзия — admin 10:22 пп в Вторник, 29 мая, 2012

 

ПОЭЗИЯ

 

РОССИИ

    
     "Гордись! — тебе льстецы сказали. —
     Земля с увенчанным челом,
     Земля несокрушимой стали,
     Полмира взявшая мечом!
     Пределов нет твоим владеньям,
     И,  прихотей твоих раба,
     Внимает гордым повеленьям
     Тебе покорная судьба.
     Красны степей твоих уборы,
     И горы в небо уперлись,
     И как моря твои озеры…"
     Не верь,  не слушай,  не гордись!
     Пусть рек твоих глубоки волны,
     Как волны синие морей,
     И недра гор алмазов полны,
     И хлебом пышен тук степей;
     Пусть пред твоим державным блеском
     Народы робко кланят взор
     И семь морей немолчным плеском
     Тебе поют хвалебный хор;
     Пусть далеко грозой кровавой
     Твои перуны пронеслись —
     Всей этой силой,  этой славой,
     Всем этим прахом не гордись!
     Грозней тебя был Рим великой,
     Царь семихолмного хребта,
     Железных сил и воли дикой
     Осуществленная мечта;
     И нестерпим был огнь булата
     В руках алтайских дикарей;
     И вся зарылась в груды злата
     Царица западных морей.
     И что же Рим? и где монголы?
     И,  скрыв в груди предсмертный стон,
     Кует бессильные крамолы,
     Дрожа над бездной,  Альбион!
     Бесплоден всякой дух гордыни,
     Неверно злато,  сталь хрупка,
     Но крепок ясный мир святыни,
     Сильна молящихся рука!
     И вот за то,  что ты смиренна,
     Что в чувстве детской простоты,
     В молчаньи сердца сокровенна,
     Глагол творца прияла ты, —
     Тебе он дал свое призванье,
     Тебе он светлый дал удел:
     Хранить для мира достоянье
     Высоких жертв и чистых дел;
     Хранить племен святое братство,
     Любви живительный сосуд,
     И веры пламенной богатство,
     И правду,  и бескровный суд.
     Твое всё то,  чем дух святится,
     В чем сердцу слышен глас небес,
     В чем жизнь грядущих дней таится,
     Начало славы и чудес!..
     О,  вспомни свой удел высокой!
     Былое в сердце воскреси
     И в нем сокрытого глубоко
     Ты духа жизни допроси!
     Внимай ему — и,  все народы
     Обняв любовию своей,
     Скажи им таинство свободы,
     Сиянье веры им пролей!
     И станешь в славе ты чудесной
     Превыше всех земных сынов,
     Как этот синий свод небесный —
     Прозрачный вышнего покров!
    
    

"Мы род избранный,  — говорили…"

    
     "Мы род избранный,  — говорили
     Сиона дети в старину. —
     Нам божьи громы осушили
     Морей волнистых глубину.
     Для нас Синай оделся в пламя,
     Дрожала гор кремнистых грудь,
     И дым и огнь,  как божье знамя,
     В пустынях нам казали путь.
     Нам камень лил воды потоки,
     Дождили манной небеса,
     Для нас закон,  у нас пророки,
     В нас божьей силы чудеса".
     Не терпит Бог людской годыни;
     Не с теми Он,  кто говорит:
     "Мы соль земли,  мы столб святыни,
     Мы божий меч,  мы божий щит!"
     Не с теми Он,  кто звуки слова
     Лепечет рабским языком
     И,  мертвенный сосуд живого,
     Душою мертв и спит умом.
    
     Но с теми Бог,  с кем Божья сила,
     Животворящая струя,
     Живую душу пробудила
     Во всех изгибах бытия;
    
     Он с тем,  кто гордости лукавой
     В слова смиренья не рядил,
     Людскою не хвалился славой,
     Себя кумиром не творил;
    
     Он с тем,  кто духа и свободы
     Ему возносит фимиам;
     Он с тем,  кто все зовет народы
     В духовный мир,  в господень храм!
    

ВОСКРЕСЕНИЕ ЛАЗАРЯ

    
     О Царь и Бог мой! Слово силы
     Во время оно Ты сказал,
     И сокрушен был плен могилы,
     И Лазарь ожил и восстал.
     Молю,  да слово силы грянет,
     Да скажешь "встань!" душе моей,
     И мертвая из гроба встанет
     И выйдет в свет твоих лучей!
     И оживет,  и величавый
     Ее хвалы раздастся глас
     Тебе — сиянью отчей славы,
     Тебе — умершему за нас!
    


РОССИИ

    
     Тебя призвал на брань святую,
     Тебя Господь наш полюбил,
     Тебе дал силу роковую,
     Да сокрушишь ты волю злую
     Слепых,  безумных, буйных сил.
    
     Вставай,  страна моя родная,
     За братьев! Бог тебя зовёт
     Чрез волны гневного Дуная,
     Туда,  где,  землю огибая,
     Шумят струи Эгейских вод.
    
     Но помни: быть орудьем Бога
     Земным созданьям тяжело.
     Своих рабов Он судит строго,
     А на тебя,  увы! как много
     Грехов ужасных налегло!
    
     В судах черна неправдой чёрной
     И игом рабства клеймена;
     Безбожной лести, лжи тлетворной,
     И лени мёртвой и позорной,
     И всякой мерзости полна!
    
     О,  недостойная избранья,
     Ты избрана! Скорей омой
     Себя водою покаянья,
     Да гром двойного наказанья
     Не грянет над твоей главой!
    
     С душой коленопреклоненной,
     С главой, лежащею в пыли,
     Молись молитвою смиренной
     И раны совести растленной
     Елеем плача исцели!
    
     И встань потом, верна призванью,
     И бросься в пыл кровавых сеч!
     Борись за братьев крепкой бранью,
     Держи стяг Божий крепкой дланью,
     Рази мечом-то Божий меч!
 

 

     Не говорите: "То былое,
     То старина, то грех отцов,
     А наше племя молодое
     Не знает старых тех грехов".
     Нет! Этот грех — он вечно с нами,
     Он в вас, он в жилах и крови,
     Он сросся с вашими сердцами —
     Сердцами, мертвыми к любви.
     Молитесь, кайтесь, к небу длани!
     За все грехи былых времён,
     За ваши каинские брани
     Ещё с младенческих пелён;
     За слёзы страшной той годины,
     Когда, враждой упоены,
     Вы звали чуждые дружины
     На гибель русской стороны;
     За рабство вековому плену,
     За рабость пред мечом Литвы,
     За Новград и его измену,
     За двоедушие Москвы;
     За стыд и скорбь святой царицы,
     За узаконенный разврат,
     За грех царя-святоубийцы,
     За разорённый Новоград;
     За клевету на Годунова,
     За смерть и стыд его детей,
     За Тушино, за Ляпунова,
     За пьянство бешеных страстей,
     За сон умов, за хлад сердец,
     За гордость тёмного незнанья,
     За плен народа; наконец,
     За то, что, полные томленья,
     В слепой терзания тоске,
     Пошли просить вы исцеленья
     Не у Того, в Его ж руке
     И блеск побед, и счастье мира,
     И огнь любви, и свет умов,
     Но у бездушного кумира,
     У мёртвых и слепых богов,
     И, обуяв в чаду гордыни,
     Хмельные мудростью земной,
     Вы отреклись от всей святыни,
     От сердца стороны родной;
     За всё, за всякие страданья,
     За всякий попранный закон,
     За тёмные отцов деянья,
     За тёмный грех своих времён,
     Пред Богом благости и сил
     Молитесь, плача и рыдая,
     Чтоб Он простил, чтоб Он простил!

     

Дачный сезон

Написано в рубрике: На вольную тему — admin 12:37 пп в Понедельник, 28 мая, 2012

дачный сезон

Мы приехали на дачу и в немом удивлении посмотрели друг на друга, стоя у закрытой калитки. То, что трава в пригороде растет быстрее, чем в Москве – это давно известно. Но чтобы к июню она выросла таким мощным, высоким и густым ковром, доходящим  почти до пояса!?….. Такое  случалось не часто за двадцать с лишним лет нашего «дачного приключения». Батюшка глубоко вздохнул: «Косить надо». В последние годы, когда «открывался дачный сезон», мы с грустью смотрели на  наши тридцать соток . Косить приходилось раз в две недели, не смотря на жару, слепней, кротовые кочки, которые появлялись с  четкой периодичностью. И опять я затянула старую песню про то, что нам, уже пожилым людям, не нужно столько земли, столько садовых деревьев, столько кустарников и вообще… А батюшка опять терпеливо выслушивал меня и говорил свое всегдашнее: «Глаза боятся – руки делают». Правда, на этот раз, мы решили возложить попечение о покосе на новую чудо-машину. Нам обещали, что она сама будет и  ездить, и косить, и сгребать.  Так оно и случилось. Если бы пару лет назад у нас  появился такой «домашний садовый комбайн», то мы бы так не уставали в борьбе за газон.
    Ближе к вечеру мы пошли погулять. Кто-то из соседей уже переехал из города на  летний  сезон. Возле чьих-то калиток росла мощная зеленая трава, хозяева еще не появлялись. Батюшка вспомнил, как  в былые времена всех хозяев сельских домов обязывали следить за территорией вокруг усадьбы. Если трава была не скошена или мусор разбросан – штрафовали. Я тоже вспоминала, как мой дедушка всегда начинал косить травку  вначале перед  домом. И только потом, когда вокруг было чисто и красиво, переходил  в палисадник. Домик у них с бабушкой был скромный, но всегда свежевыкрашенный, чистенький с цветами на окошках. Двор присыпали песком с Оки. Нас, внуков, посылали в лес с мешками для сбора сухих иголок под соснами. Дедушка считал, что для цветника это лучшая мульча. Кто-то из русских классиков сказал, что если человек вспоминает свое детство с радостью и благодарностью – это высшая аттестация родителям. Каким же чудесным  и счастливым было мое детство! Сколько историй происходило с нами, внуками, собранными под крышей дачи на Оке. Книжку написать можно. Только вот читать ее будет некому. Сейчас у ребят другие интересы и другие игры. В те годы мы ходили в походы и дедушка учил нас, как не заблудиться в лесу, как по солнцу определять время, по растениям – стороны света, как ловить рыбу, искать полезные травы для чая, определять съедобные грибы. Как плыть по Оке с ее очень быстрым течением  и приплывать в заданную точку, как развести костер во время дождя, как  правильно выбрать место и поставить палатку.  На хворосте от каких деревьев будет  жарче гореть огонь и, соответственно, быстрее кипеть вода.  Мы даже знали, что листья рябины положенные на ночь в воду, обеззараживают ее полностью, если по близости нет чистого источника и нужно приготовить  еду и чай на   не проточной прудовой воде.  Батюшка познакомился с моим вторым дедушкой, когда  тот  был  совсем стареньким. А первого дедушки уже не было.  Помню, как  они долго беседовали за чаем.  А потом, когда мы собирались уезжать, батюшка с некоторой печалью сказал: « Раньше было не так много людей образованных (дедушка был столяром-краснодеревщиком), но умных было много. А сейчас – образованных пруд пруди, а вот умных…», — дальше он  не продолжал. Если бы меня спросили, какое самое большое богатство было у меня в детстве, то не думая я бы ответила : «Два дедушки, две бабушки, все тетушки и  бабушкины подруги.» Это были очень разные люди и по происхождению и по воспитанию, но в них жила такая чистота и доброта, такая всеобъемлющая любовь к Богу, к своей семье, такая потребность  любить людей  и служить им, что, вспоминая и их слова и их поступки, мне, порой, бывает стыдно за себя, внучку, на которой «природа отдыхает».
   Так мы гуляли, «поминая» своих предков. Батюшка рассказывал о своих воспоминаниях. Только вот у него они были связаны с его мамой, которая всю свою жизнь проработала в Храме Божьем. Он помнил, как наигравшись с ребятами, они прибегали к ней голодные, а она выносила им полный противень горячих просфор.
    — «Ел я твои просфоры, и мать Лидия их вкусно печет. Но таких, какие мама пекла не ел больше никогда.»
А еще он вспоминал, как уже священником, повез свою маму, незадолго до ее смерти, по местам ее юности, как радовалась она каждому знакомому зданию, как опускала лицо в охапки сирени – любимых ее цветов, как «ожила» от этой поездки, как светились ее глаза. Вспоминал ее ангельский голос, который слышал с детства на клиросе Храма, где она пела. Вспоминал, как они вдвоем ездили в Лавру к Преподобному Сергию, как светло тогда было у него на душе. Спустя годы он вернулся в Лавру, но уже студентом семинарии.
   Мы гуляли, вспоминали и, вдруг, в один голос сказали: «Какие же мы счастливые». 
Скольких замечательных  людей благословил Господь повстречать нам в жизни;  сколько учителей, старцев, старших сестер и братьев  помогали нам  упражняться в единственно важном на земле деле – жить с Богом в сердце. Скольких людей любили мы, и сколько людей любило нас. Все это очень дорогого стоит. А еще в этот вечер батюшка вспомнил одного сельского священника, у которого было семеро малышей погодок. Жили они в большом и крепком доме. Матушка, занимаясь хозяйством, периодически выходила во двор, чтобы сосчитать всех по головам: «Не потерялись бы…» . И вот однажды, рассказывал батюшка, захожу я к ним в гости, а отца Иоанна нет – в командировку уехал по делам. Матушка на улице белье стирает. Большая куча перед ней лежит. Она в тазике руками пятна затирает простым мылом и в машинку кладет, сортируя по цвету. А прямо перед ней сидит участковый, и бумаги составляет. 
   — «Смотрю я, а это он штраф выписывает, как раз за то, что у них вокруг усадьбы трава не обкошена, – рассказывает батюшка. —  Матушка тихая, смиренная, кивает молча, что, мол: «Да, не порядок. Вы все правильно говорите». А тут из дома двое ребятишек выбегают и к ней: «Когда есть будем?». А за ними следом еще двое.  Как вся ребятня на двор высыпала, смотрю, —  продолжает вспоминать о.архимандрит, — участковый растерялся и спрашивает , чьи, мол это дети. А матушка смущенно так ему отвечает, что  ее  это детки.
   -«Вы, — говорит, —  не  беспокойтесь, я их сейчас в дом обратно отошлю.
    — «И тут, — батюшка засмеялся молодым задорным смехом, — подхватил участковый свои бумаги, и быстро-быстро ушел со двора. А вечером пришли сельские ребята и выкосили все вокруг дома».
Нагулявшись, вернулись домой. Батюшка, еще очень слабый от болезни, ушел к себе в кабинет, а я взялась за приготовление вечернего чая.  Ставя чашки на стол, доставая прошлогоднее варенье, не могла сдержать благодарной улыбки: «Слава Тебе, показавшему нам Свет!»

 

СВЯЗЬ ВРЕМЕН

Написано в рубрике: На вольную тему — admin 12:18 дп в Пятница, 25 мая, 2012

Предисловие к статье «О нравственном элементе в русском воспитании».

Очень многие, если не все сколько-нибудь значительные и постоянные явления нашей общественной жизни были в последние годы призываемы на суд нашей литературы, и немногие из них ускользнули от самых сильных обвинительных приговоров. Но во всех этих обвинениях более или менее ясно слышен, между прочим, один общий приговор. Какое бы учреждение и какой бы устав ни разбирался нами, мы всегда почти приходим к тому заключению, что хотя в данном учреждении или уставе и есть те или другие недостатки, но главный недостаток везде и во всем один и тот же — недостаток людей.

После разбора исторических изменений всех учреждений и уставов, которым они подвергались у нас чаще, чем где-нибудь, — так что в последнее время принято было почти за правило всякое новое установление оставлять, в виде опыта, на определенный срок, — мы должны были, кажется, прийти к ясному и твердому убеждению, что нет и не может быть такого безукоризненного учреждения, устава или закона, которого дурные исполнители не могли бы испортить так, что даже его хорошие стороны обратятся во вред обществу; и что нет такого дурного закона, учреждения или устава, которых благонамеренные исполнители не могли бы сделать если не хорошими, то, по крайней мере, сносными.

Опытом пришли мы к полному убеждению в недостаточности для успехов общественной жизни всякого рода контролей, нагроможденных на контроли; однако же, при всяком новом проекте, касающемся той или другой стороны общественной жизни, мы, не доверяя уже контролю, в то же время не доверяем и людям и почти во всем оканчиваем одним и тем же припевом: все это хорошо, да где же взять людей для этого; людей, людей-то нет; людей недостает нигде и ни для чего!

Право, читая наши обличительные статьи, прислушиваясь к нашим обличительным беседам, кажется иногда, что всеми нами овладела какая-то болезнь бранчливости, или что какой-нибудь чародей напустил нам тумана в глаза, и мы, думая, подобно ламанчскому герою, бороться с великанами зла, поднимаем копье против ветряных мельниц и, думая находиться в толпе всякого рода злодеев и плутов, сидим на самом деле в кругу наших приятелей, готовых умереть за дело правды и добра, и что в сущности нам и бороться-то не с кем и не с чем. Мы теперь все, решительно все, не исключая и гоголевского городничего, если он еще здравствует, так усердно бранимся на пользу родины, что, право, трудно решить, кого мы браним: уж не серого ли мужичка, потому что он один, решительно он один не пристает к общему обличительному концерту.

Но, увы, нет! Перед нами не ветряные мельницы, мы не в кругу честных трактирщиков и погонщиков мулов, мы не донкихоты и не в таком положении, чтобы принять мирное стадо за неприятельскую армию: зла, действительно, везде очень много, несмотря на то, что людей, вооружающихся языком против всякого зла, тоже очень много. Из этого замечательного, хотя вовсе не отрадного явления, за невозможностью сделать из него что-нибудь лучшее, можно извлечь две психологические истины: первая, что браниться в пользу ближнего и делать что-нибудь для его пользы — две вещи совершенно различные, и вторая, что недостаточно знать и понимать зло, чтобы оно исчезло, если даже средства к его уничтожению в наших руках, что между знанием добра и желанием его — глубокая пропасть, глубже даже сократовского ума.

Но куда же это, однако, девались люди и каких нам еще людей надобно? Чего, наконец, мы требуем от наших двуногих братьев, чтобы признать их за людей? Не заходит ли у нас ум за разум, как у того греческого мудреца, что днем, да еще со свечкою, не мог найти человека посреди многолюдной площади? Нет, мы не так прихотливы, и требования наши не велики. Сколько можно понять, то в наших обличениях, проходящих через типографский станок или улетающих к потолку вместе с дымом сигар и папирос, люди более или менее укоряются в недостатке того цемента, который связывает отдельные личности в одно дружное общество, в недостатке полезных для общества общественных убеждений, в недостатке так называемой общественной нравственности. Правда, браним мы своего ближнего иногда и за глупость; но, во-первых, это случается гораздо реже; а во-вторых, бранить человека за глупость так же рационально, как бранить его за то, что его физиономия нам не нравится.

Но в чем же состоит эта общественная нравственность отдельного лица? В ответе на этот вопрос мнения разделяются: одни полагают, что общественная нравственность состоит в утонченнейшем эгоизме и зависит единственно от степени умственного развития человека, так что стоит только человеку поучиться, поумнеть, и он убедится, что личное благосостояние зависит от общественного благосостояния. Но для того, чтобы прийти к такому убеждению, надобно уже очень поумнеть, поумнеть, например, до идеи, что от дров, которыми наши внуки или внуки нашего ближнего будут отапливать свои дома, нам будет тепло, или что от финансового благосостояния будущих поколений наши денежные обстоятельства будут в блестящем положении, или что от образования наших праправнуков мы лично получим огромную выгоду.

Но если и возможен такой ум, то разве для немногих избранных; что же касается до нас, то мы замечаем и в себе и в других возможность множества таких положений отдельного человека в отношении к обществу, когда личный интерес прямо противоположен общественному; когда ум, и очень развитой ум, понимая очень хорошо зло, происходящее для общества от осуществления тех или других личных интересов, тем не менее решается на их осуществление именно потому, что они личные. Гоголевский городничий, а тем более Павел Иванович Чичиков, равно как и судья Тяпкин-Ляпкин, рассуждающий о создании мира, не потому кривят душою, чтобы не понимали, что не должно кривить ею; не потому извращают законы и обращают в свою личную пользу свое официальное положение, чтобы не понимали общественной пользы законов и их правильного исполнения. Конечно, случается у нас и такой грех, но очень редко; чаще же всего мы очень хорошо понимаем, что закон полезен, что исполнение его необходимо для пользы общества; но понимаем также очень хорошо, что неисполнение законов очень полезно для нас самих. Чтобы убедиться в том, стоит только прислушаться, что говорят городничий и его почтенные сослуживцы мнимому ревизору, — стоит только заглянуть в наши официальные бумаги, наши годовые отчеты, торжественные речи: какая величественная добродетель, какое строгое понимание святости долга!

Нет! Право, в глупости нас, русских, особенно укорить нельзя. Нам на долю достался порядочный кусок от райского яблока, и мы очень хорошо понимаем, что такое добро, что зло, но знаем также слишком хорошо, где раки зимуют. Конечно, образование ума и обогащение его познаниями много принесет пользы, но увы, я никак не полагаю, чтобы ботанические или зоологические познания, или даже ближайшее знакомство с глубокомысленными творениями Фохта и Моле-шотта могли сделать гоголевского городничего честным чиновником, и совершенно убежден, что будь Павел Иванович Чичиков посвящен во все тайны органической химии или политической экономии, он останется тем же весьма вредным для общества пронырой. Переменится несколько его внешность, перестанет он подкатываться к людям с ловкостью почти военного человека, примет другие манеры, другой тон, замаскируется еще больше, так что проведет кого-нибудь и поумнее генерала Бетрищева; но останется все тем же вредным членом общества, даже сделается еще вреднее, еще неуловимее.

Чувство общественности или, другими словами, нравственное чувство живет в каждом из нас точно так же, как и чувство личности, эгоизма.
Оба эти чувства, в виде микроскопических зародышей, рождаются вместе с человеком. Но тогда как первое, т.е. нравственное чувство, благороднейшее и нежнейшее растение души человеческой, требует большого ухода и присмотра, чтобы вырасти и окрепнуть, другое, как всякий бурьян, не требует для своего преуспеяния ни ухода, ни присмотра и, не обуздываемое вовремя, скоро подавляет все лучшие, нежнейшие растения.

Убежденные в том, что нравственность не есть необходимое последствие учености и умственного развития, мы еще убеждены и в том, что воспитание, семейное и общественное, вместе с влиянием литературы, общественной жизни и других общественных сил, может иметь сильное и решительное влияние на образование нравственного достоинства в человеке. Кроме того, мы смело высказываем убеждение, что влияние нравственное составляет главную задачу воспитания, гораздо более важную, чем развитие ума вообще, наполнение головы познаниями и разъяснение каждому его личных интересов…
Ушинский К.Д. Избр.пед.соч.: В 2-х т.Т.1.М.,1953.стр.327-332

 

Поэзия

Написано в рубрике: Поэзия — admin 11:20 пп в Четверг, 24 мая, 2012

Иеромонах

 

 

 

Ни слов, ни дум — всего лишён,

И не жалею об утрате:

Душе настолько хорошо,

Что не вмещает Благодати!

 

И Свет, и Жизнь — не умолчать!

На Красоту не насмотреться!

И хочется весь мир обнять

Своим помилованным сердцем!

 

 

 

Отцу Николаю с благоговением

Святая ночь! Блаженство и покой!
Стою один под куполом бездонным.
И Млечный Путь Над мирною рекой
Несёт себя к туманам отдалённым.

Ни ветерка, ни звука, ни души.
Снега, снега повсюду под луною.
Забытый скит. Свеча в окне дрожит.
Следы зверей, ещё не зримых мною.

Величие мертво? без тишины.
Она таит пути Богопознанья.
Созвездия застыли у сосны,
Снежинки озаряя ликованьем.

Из этих мест до Вечности — рукой.
Её дыханье за ближайшим стогом…
Святая ночь! Блаженство и покой.
Стою один. И сердце знает Бога.

14 февраля 1994. Скит Ветрово
 

 

Великий путь.

 

Хотел пойти путём Великим,

Теснил железом плечи, грудь…

Чрез годы отложил вериги —

Не на плечах Великий путь.

 

Спал на земле зимой и летом,

Но не сподобился ничуть.

Оставил также подвиг этот —

Не на боках Великий путь.

 

Когда ж изгнал гостей незваных

И смог дитём к Отцу прильнуть,

Тогда пропел душой: Осанна! —

В любви к Христу Великий путь,

 

17 апреля 2006 г., скит Ветрово

Иеромонах Роман

 

 

Церковно-государственный праздник!

Написано в рубрике: Бабушкины сказки — admin 2:44 пп в Четверг, 24 мая, 2012

    Сегодня в России Патриарх Московский и всея Руси Кирилл,  в праздник Вознесения Господня и в день памяти святых равноапостольных Мефодия и Кирилла, учителей Словенских, возглавил  Богослужение в честь  открытия в  Москве  церковно-государственого праздника —  Дня славянской письменности и культуры.

Богослужение
    

В своей проповеди Патриарх Кирилл  наряду с прочим, сказал и такие слова:

«Культура формирует образ мысли и формирует личность.  Наша национальная культура  не пресекается, сохраняется в наших национальных традициях  и в системе ценностей, которые народ проносит из поколения в поколение.»

Состоялся  общенародный  молебен перед  Чудотворным Образом Иверской   Матери Божиией. Это было первое всенародное поклонение  драгоценной для  всех  нас Святыне.

Пресвятая Богородице, спаси нас, грешных

Пресвятая Богородице, моли Бога о нас грешных.

 

народный

 

С ПРАЗДНИКОМ ВОЗНЕСЕНИЯ ГОСПОДНЯ!

Написано в рубрике: Бабушкины сказки — admin 1:57 пп в Четверг, 24 мая, 2012

Иисус Христос

 

«Вознесение Господа Иисуса Христа на небо служит явным доказательством того, что всем людям, верующим во Христа, открыт путь к небу. Христос явился на небо как первенец из мертвых, представив в Своем Лице начаток искупленной и восстановленной Им человеческой природы. «Он взошел со славою» к Светоначальнику Отцу Своему, «умиротворив всяческая», разрушив осуждение человечества.
Где Глава, там должны быть и члены. Глава — на небе, во славе, там будут в конце времен с Ним и все верующие в Него. И все это будет тогда, когда снова явится Христос на земле, как сказали Ангелы апостолам при Вознесении Господнем: «Приидет паки имже образом видите Его идуща на небо».

                                                            Схиархимандрит Иоанн (Маслов)

Из записной книжки митрополита Трифона (Туркестанова)

   " Христианство есть религия, которая учит о воплощении Божества как о факте реальном, имевшем для жизни мира и в частности человека последствия огромной важности. Актом Боговоплощения снято проклятие, прощен первородный грех, оправдан человек. Обнаружена любовь, сокровеннейшая сторона Божества, доселе себя не проявлявшая с такою силою по отношению к человеку. Сообщено совершеннейшее  познание о Боге как о любвеобильном Небесном Отце, раскрыта тайна жизни Самого Божества и троичность Лиц. И эта тайна покоится на любви, как на принципе внутренней жизни Божества:  Отец любит Сына. Люди в первый раз увидели Бога во плоти, слушали Его Божественное учение, видели совершеннейшую жизнь в Лице Богочеловека Иисуса Христа и убедились, что Он есть для них «путь, истина и жизнь».
   Христос для человека есть путь, который ведет к вечной жизни. Предоставленные самим себе, люди искали себе идеалов низшего порядка: внешних успехов, богатства, славы, удовольствий, власти, знания. Никогда и нигде Христос не говорил людям об этих перспективах . Это второстепенное дело, и по мере их достижения перед человеком встает грозный вопрос: а что будет после этого? Путь Христа есть тот самый путь, который пройден Им на земле: путь самоотвержения, любви, милосердия, прощения, путь, созидающий в душе человека Царство Божие, Царство мира и радости, довольства, спокойствия совести, сердечной чистоты.
   Христос есть Истина. Я пришел свидетельствовать об истине, сказал Христос Пилату, когда этот скептик не знал, что такое  истина. Необходимо знать, о какой же истине Говорил Христос, когда называл Себя Истиной? Истина есть точное отношение между двумя предметами. Мы называем истиной слово, когда оно совершенно и точно передает факты, научную формулу, когда оно верно передает закон, управляющий тем или другим явлением, арифметическое решение задачи, правильно сделанной.
   Одним словом, всякая истина подразумевает отношение. Следовательно, истиной и в религии необходимо считать нормальное, гармоническое и совершенное отношение между человеком и Богом. Христианство убеждает нас, что Христос в Своем Лице осуществил это отношение и нас научил тому же. Он же дал людям религию, как теорию отношений между  человеком и Богом, но Он сделал больше. И в личности, учении, делах, страданиях мы видим человека, достигшего Бога, и Бога, проникающего  человека. И во Христе находим живую реальную истину указанных отношений.
    Христос есть жизнь. Ходячее слово, которое мы часто повторяем, «жизнь», оказывается далеко не простым явлением. Когда в последнее время дарвинизм выдвинул на первую очередь вопрос о жизни и хотел определить  ее сущность в точной формулировке, подчинив ее определенным законам, оказалось, что жизнь даже в биологическом смысле есть одна из самых непроницаемых тайн. Все ученые остановились перед этой задачей, как перед запертой массивной дверью. Объяснить органический процесс случайным движением атомов или электронов, сказать, что живые клетки тела обладают сознанием, — еще не значит решить вопрос о том, что такое жизнь. Все научные гипотезы могут иметь значение лишь в качестве более или менее удовлетворительного описания жизненного процесса, причина которого, очевидно, лежит вне, где-то за пределами самой жизни. Ветхозаветная иудейская религия указала, что причина космической жизни земной, растительной, животной, человеческой лежит в Боге, то есть в Существе самобытном, причина Которого  находится в Нем Самом. Как истинный образ Божий, Как Бог воплотившийся, Иисус Христос и в этом биологическом смысле имеет полное основание сказать о Себе: «Я- жизнь».
   Но Христос назвал Себя жизнью в более тесном смысле. Он был и остается жизнью для человека и человечества. Дело в том, что жизнь человечества приняла уродливые формы. Даже органическая жизнь в человеческом теле протекает ненормально. Своими излишествами человек губит свое здоровье, сокращая жизнь, подвергая себя смерти гораздо раньше того момента, когда она должна наступить в естественном порядке. Но что касается духовной жизни, она со времени грехопадения пошла вопреки Божественному замыслу и воле Бога. Сын Божий Иисус Христос открыл человеку жизнь, согласную воле Божией, жизнь новую, разумную, осмысленную, ведущую к определенной цели. История Церкви полна описаний множества таких явлений, когда с принятием христианства люди морально и духовно перерождались, становились как бы другими существами».

 

Наши праздники

Написано в рубрике: Бабушкины сказки — admin 10:19 дп в Воскресенье, 20 мая, 2012

Св. Апостол Божий Иоанн Богослов

 

Архиепископ Мирликийский

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.   …. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.  (I Кор.13.1,2,13.)

21 – 22 мая Русская Православная Церковь молитвенно чтит память Св. Апостола Иоанна Богослова  и Св. Николая  Архиепископа Мирликийского.

«Святой апостол Иоанн Богослов проповедовал любовь так, что его и назвали апостолом любви, а святитель Николай так воплотил любовь в своей жизни, что его именуют Никола Милостивый. Но помните, возлюбленные, что если Господь сказал, что  Его учеников можно узнать по тому признаку, что они имеют любовь между собою, то в тоже самое время нужно помнить, что христианская любовь совсем не есть любовь безразлично ко всему и ко всем… любовь к истине должна стоять на первом месте.» Эти слова  принадлежат Св.митрополиту Филарету (Вознесенскому).
  

«Итак, две свечи горят ныне в Церкви нетленным фаворским светом, освещая и нам своей жизнью путь к небу.
   Святой Апостол и Евангелист Иоанн Богослов  — первое звено в неразрывной цепи благодатного преемства от Самого Господа Иисуса Христа, в 1 веке христианства…Апостол Иоанн чистотой девственной души своей так возлюбил Господа, что никакие земные привязанности не отяготили его в жизни. Он отдал сердце свое Богу, полное ароматов чистой и святой любви только к Нему.
   Последовал Иоанн за Христом, все оставив ради Него: и дом родной, и отца, и мать и тихую спокойную жизнь рыбаря, он пошел по бурному житейскому морю неведомым доселе путем в неведомую обетованную землю – в Царство Небесное. Сердце ученика, преисполненное любви, сливается воедино с сердцем Божественного Учителя, и нет тайны, сокровенной от ученика. И юноша Иоанн за три года пришел в меру возраста Христова, созрел до полного самоотвержения, чтобы жить только в Боге, созрел для служения Богу и людям, созрел для крестного апостольского пути, став для всех всем.» Эти слова сказал в своей проповеди  архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
  

   «Святитель  Божий Николай почитаем не только православными христианами, его чтут и магометане и языческие народы и даже неверующие. Почему такое почитание и уважение от всех?  «Да потому, что он является выразителем христианской любви. В его житии мы видим, что он явно показывает: любовь есть основной закон жизни. (…) ни один день не обходился у него без любви: то он исцелял больных,  о помогал бедным, то спасал во время бури, то спасал девиц, то ходатайствовал за виновных; одним словом,  можно сказать, каждый день его жизни был посвящен любви к Богу и ближним. Да послужит любовь святителя и нам!  Хотя мы знаем, что мир во зле лежит; но часто мы видим, что зло побеждается силою добра…» Эти слова принадлежат замечательному проповеднику  митрополиту Трифону (Туркестанову)
  

    «Святитель Николай  представляется как добрый кроткий старец. Недаром в тропаре он назван «образом кротости». Задумаемся, однако, над тем, сколько в этой кротости духовной силы?  Какую нужно иметь духовную силу, чтобы быть в Ангельском мире и беседовать с Богом! И всегда и для всех Святитель Николай  есть чудотворец . Чудо – это преодоление обычных законов природы. Оно требует силы. Часто он не ждет, чтобы ему помолились, а сам идет помочь страждущему. В рассказах достоверных свидетелей и даже в художественной литературе встречается много описаний того, как Святитель Николай помогает заблудившимся в путешествии или среди снегов, или среди леса, или среди воды и указывает им, как выйти на правильный путь и достигнуть цели.» Эти слова принадлежат известному проповеднику митрополиту Иоанну (Вендланду).
    

   « Все в Божьем мире на своих определенных местах «доколе не начнет расцветать день Господень», и не взойдет «утренняя звезда» в сердцах наших. А что это за «утренняя звезда»? – а вспомним, как однажды Господь сказал, что « не придет Царствие Божие приметным  образом… Ибо, вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17,20-21). Во многих подвигах и искушениях таинственно наступает зрелость души, и свет Преображения Господня  как бы прививается к ней, как бы становится ее собственным светом. И когда наступит День Господень, такая душа уже не ужаснется голоса Небесного Отца, но наоборот: этот голос сделает совершенной ее радость о Боге, Спасителе нашем. И такой человек «…» вольется в сонмы небожителей, которые от переполняющего блаженства «Ни днем, ни ночью не имеют покоя: взывая, свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Откр.4,8). Этими замечательными словами  священника  Вячеслава Резникова позвольте закончить это повествование и поздравить всех нас с праздниками Св. Апостола Иоанна Богослова и Св.Николая архиепископа Мирликийского.

Святый  Апостоле  Божий  Иоанне,  Святителю отче Николае, молите Христа Бога о нас грешных.
                                         

ПОЭЗИЯ

Написано в рубрике: Поэзия — admin 6:00 пп в Суббота, 19 мая, 2012

М.Ю.Лермонтов

 

М. Ю. Лермонтов

Пророк

С тех пор, как Вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья, —
В меня все ближние мои
Бросали бешенно каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром Божьей пищи.

Завет Предвечнаго храня,
Мне тварь покорна там земная,
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда ж чрез шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

"Смотрите, вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами;
Глупец — хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него,
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!"

 

певец руской земли

Сергей Есенин

 

За горами, за желтыми долами

За горами, за желтыми долами
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.

Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озер водяной ветерок.

Не за песни весны над равниною
Дорога мне зеленая ширь —
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.

Каждый вечер, как синь затуманится,
Как повиснет заря на мосту,
Ты идешь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.

Кроток дух монастырского жителя,
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом Спасителя
За погибшую душу мою.
 

Поэзия

Александр Сергеевич Пушкин

"Отче наш"

Я слышал — в келии простой
Старик молитвою чудесной
Молился тихо предо мной:
"Отец людей, Отец Небесный!
Да имя вечное Твое
Святится нашими сердцами;
Да придет Царствие Твое,
Твоя да будет воля с нами,
Как в небесах, так на земли.
Насущный хлеб нам ниспошли
Своею щедрою рукою;
И как прощаем мы людей,
Так нас, ничтожных пред Тобою,
Прости, Отец, Своих детей;
Не ввергни нас во искушенье,
И от лукавого прельщенья
Избави нас!.."

Перед крестом
Так он молился. Свет лампады
Мерцал впотьмах издалека,
И сердце чуяло отраду
От той молитвы старика.
 

Поэзия

 Петр Андреевич Вяземский

Молитва

Господи! Избави мене всякого неведения и забвения, и малодушия, и окамененного нечувствия.
Господи! Даждь ми слезы и память смертну и умиление…

(Из молитвы Иоанна Златоустого)

 

Бывают дни, когда молиться так легко,
Что будто на душу молитвы сходят сами,
Иль Ангел, словно мать младенцу на ушко
Нашептывает их с любовью и слезами.

В те дни нам жизнь ясней и внутренним глазам
Доступней Промысла таинственная книга,
И чище радость в нас, и крест не в бремя нам,
И благ тяжелый гнет возлюбленного ига.

Бывают дни, когда мрак на душе лежит;
Отяжелевшая и хладная как камень,
Она не верует, не любит, не скорбит
И не зажжется в ней молитвы тихий пламень.

Хранитель Ангел мой! Не дай мне в эти дни
Пред смертью испытать последнее сомненье
И от души моей ты немощь отжени
И хлад неведенья и чувств окамененье.

Но теплых слез во мне источник обнови,
Когда остынет он в дремоте лени томной;
Дай умиленье мне молитвы и любви,
Дай память смертную, лампаду в вечер тёмный!

 

Следующая страница »