Посеем семена добра…

"Большинство людей сознают, что они несчастны, но не могут понять почему. Одни ссылаются на тоскливое одиночество и эмоциональную холодность общества; другие – на бессовестность и лживость окружающих людей, не исключая родных; третьи – на неразрешимые проблемы, тяжелое материальное положение и постоянный страх перед будущим. Однако несчастны не только бедные, но и богатые, не только прикованные болезнью к постели, но и те, кто обладают телесным здоровьем, кто объездили все страны, заглянули во все уголки земли, поднялись на вершины гор, и опустились в глубины моря. Слезы льются и в убогих хижинах бедняков и в домах богачей. Даже неизвестно, кто более несчастны: те, кто изнывают в тисках нищеты или те, кто получили все, что только можно купить за деньги, уже с юности познали изнанку жизни и пресытились всеми пороками.

Современные люди несчастны и растерянны, в этом можно убедиться даже визуально. Откройте альбом со старыми фотографиями, и там увидите лица спокойные, как бы просветленные, на которых лежит печать благородства и достоинства, не гордости, а именно душевного достоинства, синоним которого – честь. Эти выцветшие от времени фотографии как будто пронизаны лучами зашедшего солнца и излучают тепло, которое согревает и умиротворяет душу. Затем посмотрите на современных людей, и вы увидите другие лица: померкшие, тревожные, напряженные, постоянно озабоченные и недовольные, как будто эти люди не нашли свое место в мире холодном и равнодушном, как и сами они."

Далее можно прочитать на официальном сайте архимандрита Рафаила (Карелина) в рубрике: О духовной жизни, статья "В сердце источники жизни и смерти", опубликованную 26 февраля 2013 года.

«А кто я – княжеская дочь? – думала Евдокия, машинально наблюдая, как на ближней иве играют две птахи. – Чем я интересна? Что сделала для земли своей Суздальской?». Она вспомнила, как когда-то Лаврентий рассказывал ей о защитнице и заступнице Евфросинии Суздальской. Как во время нашествия Батыя та являлась утешением для всех потерявших кров, родных и близких. И после того, как она почила и под неутешные стенания и плач народа была погребена в обустроенном ею Ризоположенском монастыре, не  оставляет суздальцев. При раке ее не раз происходили чудеса исцеления, каждый пришедший к ней получал поддержку. Люди продолжают ежедневно идти к ней.
«Великая добрая сила заложена даже в имени Евфросинии, — размышляла Евдокия. – Как же надо любить людей и отдаться православной вере, чтобы заслужить от Господа честь даже после смерти остаться в его помощниках?»

Вся жизнь Евфросинии была полна испытаний: смерть жениха, отца, брата, наставника, великое разорение Батыем земли родной и небесного града Суздаля, непрестанное искушение дьявола требовали терпения, мужества, крепкой спасительной веры. Эта великая русская терпеливица – воплощение терпения всех русских православных женщин. Терпением своим, упованием на Бога превозмогла все внешние и внутренние испытания, выпавшие на родную землю.

Помни: не зазорно быть убогой на земле, не зазорно смиренно служить людям более низкого происхождения, нищим и сирым. Зато, когда преодолеешь искушения мирские, снизойдет на тебя благодать Божия…

Она поравнялась со слепцом, не взглянув на него и будто не слыша его вопли о даровании прозрения. Вот-вот пройдет мимо не удостоив своим вниманием, но в самый последний момент, когда нищий потерял уже всякую надежду, она, как бы невзначай, мимоходом, незаметно опустила ему край своих одежд, которые до того придерживала рукою. Нищий отер ими глаза и тотчас… прозрел.

Далее можно читать в книге:  Наталия Никитина, ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОЙ КНЯГИНЕ ЕВДОКИИ, Москва, «Архитектура-С», 2011

«Воздержание от страстей лучше всех медикаментов, и оно дает долгоденствие».
                       
«Посылает Бог иное в наказание, как эпитимью, иное в образумление, чтоб опомнился человек; иное, чтоб избавить от беды, в которую попал бы человек, если бы был здоров; иное, чтобы терпение показал человек и тем большую заслужил награду; иное, чтобы очистить от какой страсти, и для многих других причин».
                             Св.  Феофан Затворник

  
«Не малая опасность впасть умом в ложную мысль, будто бы всякая болезнь требует врачебных пособий, потому что не все недуги происходят естественно и случаются с нами или от неправильного образа жизни, или от других каких-либо вещественных начал, в каких случаях, как видим, иногда бывает полезно врачебное искусство, но часто болезни являются наказанием за грехи, налагаемым на нас, чтобы побудить к обращению».
                             Св.  Василий Великий

 
«Неужели, скажешь, все болезни от грехов? Не все, но большая часть. Некоторые бывают и от беспечности… Случаются болезни и для нашего испытания в добре».
«Бог часто попускает тебе впасть в болезни не потому, что Он оставил тебя, но чтобы более тебя прославить. Итак, будь терпелив».
                             Св.  Иоанн Златоуст

«Болезнь посылается иногда для очищения согрешений, а иногда для того, чтобы смирить возношение». «Видел тяжко страждущих, которые телесным недугом, как бы некоторой епитимией, избавились от страсти душевной».
                                Преподобный Иоанн Лествичник

 «Когда человек болен, тогда и душа его начинает искать Господа».
                                 Преподобный Ефрем Сирин

«Болезнь невольно заставляет помнить о будущей жизни и не увлекаться прелестями мира, да и ум после болезни бывает чище и прозрачнее, она же заменяет и недостаток дел наших». 
                                Преподобный Макарий Оптинский.

 «Болезнь многому доброму учительница; сверх того она – послание Божие взамен и пополнение наших недостаточных подвигов».
                                 Св.Игнатий Брянчининов

«Болезнь хотя и расслабляет тело, но укрепляет душу… [душа] научается смирению, терпению, памяти смертной и от нее усердному покаянию, молитве, презрению мира и мирской суеты… О, болезнь горькое, но целебное средство! Как соль предотвращает гниение мяса и рыбы… так всякая болезнь сохраняет дух наш от гнилости и тления греховного и не позволяет страстям… зарождаться в нас. Для тебя болезнь твоя, а не против тебя… Если с благодарением терпишь болезнь твою, обратится она тебе во благо».
                                 Св. Тихон Задонский

 «Желающим угодить Богу надобно пройти через небольшие скорби. Как же мы ублажим святых мучеников за страдания, которые они претерпели Бога ради, если сами не можем переносить и горячки? Скажи скорбящей душе своей: не лучше ли для тебя горячка, нежели геенна? Не будем ослабевать; мы имеем Бога милостивого, Который знает и немощь нашу более нас. Если Он, для испытания, попускает на нас болезнь, то мы имеем врачевание от апостола, который говорит: “Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил” (1 Кор. 10: 13)».

 «Когда человек чувствует болезнь, и страсть не беспокоит его, то такая болезнь от Бога и уничтожает [духовную] брань, и тогда надобно оказывать телу некоторое снисхождение. Когда же при болезни беспокоит и страсть, то отнюдь не нужно снисходить телу, ибо эта болезнь происходит от бесов, а снисхождение умножает страсть».
                                Варсонофий Великий и пророк Иоанн

«Когда кто-либо бывает болен, тогда особенно должен внимать свидетельству совести, чтобы освободить душу свою от всякого осуждения».
                                Преподобный Петр Дамаскин

«Стражду от болезни и изнемогаю телом… Не знаю, следствие ли это воздержания, или следствие грехов, или какая-нибудь борьба. Впрочем, благодарение моему Правителю! Это может быть для меня же лучше. Но запрети болезни, запрети словом Своим, Твое слово для меня спасение! А если не запретишь, дай мне терпение все переносить».
                              Св.Григорий Богослов

«Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего – врачевание… Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими» (Сир. 39: 1–2, 4).

«Как не должно вовсе избегать врачебного искусства, так несообразно полагать в нем всю свою надежду. Но как пользуемся искусством земледелия, а плодов просим у Господа… так, вводя к себе врача, когда позволяет это разум, не отступаемся от упования на Бога».
                                    Св.Василий Великий

«В лекарствах и лечении должно предаваться в волю Божию. Он силен и врача вразумить, и врачевству подать силу».
                                     Преподобный Макарий Оптинский

«В болезнях прежде врачей и лекарств пользуйся молитвой».
                                      Преподобный Нил Синайский

«Болящий, имей такое расположение сердца: все в руках Божиих – и смерть моя, и жизнь. Но ты, Господи, все дал на службу человеку: Ты даровал нам и врачебную науку и докторов. Благослови же, Господи, обратиться к такому-то доктору и умудри его помочь мне! Твердо верю, что если Ты, Господи, не благословишь, то никакой доктор мне не поможет».
                                     Священномученик  Арсений ( Жадановский)

 «Те, которые прибегают к врачам и которые не прибегают к ним, поступают так в надежде на Бога. Прибегающие говорят: “Во имя Господне вверяем себя врачам, да чрез них Бог подаст нам исцеление”. А не прибегающие в надежде на имя Его не прибегают к ним, и Он врачует их. Итак, если ты употребишь [врачевание] – не согрешишь; а когда не употребишь, не высокомудрствуй. Знай же, что хотя ты и ко врачам прибегнешь, но будет лишь то, что угодно воле Божией».
                                      Преподобный Варсонофий Великий

 «Есть болезни, на излечение коих Господь налагает запрет, когда видит, что болезнь нужнее для спасения, чем здоровье».
                                      Св.Феофан Затворник

 «Если врачи не помогают или врач не определил правильно болезни и болезнь не прекращается, то не спеши безрассудно считать причиной безуспешности лечения то или другое обстоятельство и не изыскивай тому других причин, кроме того, что Богу не угодно, чтобы я выздоровел, или же Ему угодно продолжать мою болезнь… И когда [больной] уже, после употребления многих врачующих средств, не получит выздоровления, то может быть уверенным, что на то есть воля Божия, чтобы ему терпеть продолжительнейшую и тягчайшую болезнь».
                                    Св.Иоанн Тобольский

«И когда скажут вам: обратитесь к вызывателям умерших и к чародеям, к шептунам и чревовещателям, – тогда отвечайте: не должен ли народ обращаться к своему Богу? спрашивают ли мертвых о живых?» (Ис. 8: 19).

 «Когда ты подвергнешься тяжкой болезни и многие будут понуждать тебя облегчить страдание: одни – заклинаниями, другие – амулетами, третьи – какими-либо другими чародейными средствами… а ты ради страха Божия мужественно и твердо перенесешь тяжесть болезни и предпочтешь лучше все потерпеть, нежели решиться сделать что-нибудь подобное, – это доставит тебе венец мученичества». «Ты ищешь у демонов исцеления? Если демоны уже свиней загнали в море, когда Христос дозволил им войти в них, то пощадят ли человеческое тело?.. Это – насмешка и басни. Демоны умеют только строить козни и вредить, а не врачевать. Они не щадят души; неужели, скажи мне, пощадят тело?.. Неужели хочешь уврачевать тело, чтобы погубить душу? Не хороша твоя прибыль: просишь своего зложелателя об уврачевании тела, и раздражаешь Бога, сотворившего тело!.. Демоны не исцеляют. Если же иногда, по попущению Божию, и сделают они какое исцеление, как и люди, то такое попущение бывает для твоего испытания… чтобы ты научился не принимать от демонов и исцеления… Пусть будем мы больны: лучше остаться больным, нежели для освобождения от болезни впасть в нечестие. Демон, если и уврачует, больше повредит, нежели принесет пользы… пусть демон тысячу раз обещает избавить тебя от постигших тебя зол: не склоняйся, не уступай… решись лучше перенести болезнь, нежели потерять веру и спасение своей души. Бог часто попускает тебе впасть в болезнь не потому, чтобы Он оставил тебя, но с тем, чтобы более прославить тебя».
                                      Св. Иоанн Златоуст

Говорить о смирении всегда трудно, потому что, в общем, по-настоящему не знает смирения тот, кто не смирился. Но кое-что все же можно сказать, чтобы найти какое-то направление.

Когда мы думаем о смирении, мы, большей частью, думаем о поведении человека, который, когда его хвалят или говорят о нем что-то хорошее, старается доказать, что это не так; или о поведении человека, который, когда ему приходит мысль, что он сказал что-нибудь хорошее или сделал правильное, старается отвести эту мысль из страха возгордиться. Оба подхода мне кажутся неправильными не только по отношению к самому себе, но и по отношению к Богу: считать, что раз я это сделал или сказал, это не может быть хорошо, или что признание в себе доброго может повести к гордыне, — ошибочно. Надо просто перестроиться: если Бог дал мне сказать что-нибудь истинное, доброе, правильное или сделать что-нибудь достойное и Его, и меня как человека, я должен научиться благодарить Его за это. Не приписывать себе в заслугу — да; но не отрицать самой вещи и переключиться с тщеславия или гордыни на изумленное, умиленное благодарение.

Это первое, что надо сказать о смирении, потому что это первая задача, которая стоит перед каждым из нас. Ложное смирение — одна из самых разрушительных вещей; оно ведет к отрицанию в себе того добра, которое есть, и это просто несправедливо по отношению к Богу. Господь нам дает и ум, и сердце, и волю добрую, и обстоятельства, и людей, которым можно сделать добро; и надо его делать с сознанием, что это — добро, но что это не наше, а Божие, что нам это дано.

Второе: смирению противопоставляются, большей частью, гордыня или тщеславие. Между той и другим — очень большое различие.

По-настоящему гордый человек — это человек, который не признает над собой ни Божьего, ни человеческого суда, который сам себе закон. В жизни аввы Дорофея есть рассказ, как он посетил один монастырь и ему сказали об очень молодом монахе как об образце смирения: он никогда не гневался, никогда не возмущался, никогда не возражал, когда его порочили или унижали. И Дорофей, который был опытен в духовной жизни, не поверил; он вызвал этого монаха и спросил: «Каким это образом, при всей твоей молодости, ты достиг такого совершенства, что когда тебя порочат, унижают, оскорбляют, ты никогда не возмущаешься?». И этот молодой монах ответил: «Что мне возмущаться, когда какие-то псы на меня лают?». Его духовное состояние было не смирением и не примиренностью, а совершенной свободой от человеческого не только осуждения, но и просто суждения, мнения; что о нем говорили люди — его не касалось, он сам себе был судьей, он был мерилом всего для себя. И если исходить из этого, то, разумеется, Божий суд также отстраняется, остается только собственный суд. Это состояние предельного, замкнутого одиночества; это состояние, когда у человека больше нет Бога и нет суда вне его самого.

Очень сильно отличается от этого тщеславие. Тщеславие заключается во всецелой зависимости от мнения или суда людского, но не от суда Божия. Тщеславный человек ищет похвалы, ищет одобрения, причем самое унизительное то, что он ищет похвалы и одобрения от таких людей, мнения которых он даже не уважает, — лишь бы они его хвалили. И в момент, когда кто-то начинает его хвалить или просто одобрять, хвалящий вдруг приобретает в его глазах всякие качества ума и сердца, делается в его глазах умным и справедливым судьей. И есть в этом другая сторона: если мы начинаем надеяться, что кто-нибудь нас похвалит, то мы ищем похвалы не за самое высокое, не за самое благородное, не за то, что достойно и Бога, и нас, а за что попало. И в конечном итоге мы мельчаем, потому что ищем одобрения за что угодно, лишь бы нас одобрили; одобряют же нас безрассудные люди, которые не имеют строгого Божьего критерия для суда, суждения, и одобряют они нас, конечно, по пустякам. И получается, что тщеславный человек зависит всецело от людского мнения и одобрения; для него катастрофа, когда о нем судят строго или как-то его отрицают; и вдобавок, лишь бы только заслужить похвалу, он довольствуется очень малым, самыми ничтожными вещами.

Смирение — нечто совершенно другое. Это не просто отсутствие тщеславия: отсутствие тщеславия является как бы производным, вторичным плодом. Это также и не просто отсутствие гордыни, то есть интегральной, абсолютной самозамкнутости — хотя эта замкнутость и разбивается смирением.

Смирение, если говорить о русском слове, начинается с момента, когда мы вступаем в состояние внутреннего мира: мира с Богом, мира с совестью и мира с теми людьми, чей суд отображает Божий суд; это примиренность. Одновременно, это примиренность со всеми обстоятельствами жизни, состояние человека, который все, что ни случается, принимает от руки Божией. Это не значит, что случающееся является положительной волей Божией; но что бы ни случилось, человек видит свое место в этой ситуации как посланника Божия.

Это, я думаю, надо пояснить. Кто-то из отцов Церкви говорит, что все события истории в широком смысле слова или просто истории нашей жизни определяются соотношением трех воль: воля Божия, всегда благая, всемогущая и, однако, положившая себе пределом человеческую свободу; воля сатанинская, всегда злая, но не всесильная, всегда направленная к разрушению и ко злу, и однако, неспособная творить это зло непосредственно, потому что дьявол не хозяин земного тварного мира. И между ними — воля человеческая: колеблющаяся, отзывающаяся и на волю Божию, то есть призыв Божий, на Божию заповедь, на Божию мольбу, и на нашептывания сатаны, на его ложные обещания, на притяжение ко злу, которое человек чувствует в себе. Апостол Павел говорит, что в себе самом различает как бы две стихии: закон вечной жизни, устремляющий его к Богу, и закон косности, закон, который ведет к растлению, к распаду. И это в каждом из нас есть. Поэтому, между влиянием воли Божией и воли зла, мы не обязательно выбираем правильно: мы колеблемся, мы делаем выборы порой злые — а порой и добрые.

Не все события жизни можно определить как просто волю Божию на то или на другое; обычно налицо ситуация гораздо более сложная, когда человек является или сотрудником Божиим, или проводником злой воли темной силы. Но когда открывается какая-либо ситуация, как бы она ни была темна, как бы она ни была жутка, Бог нам может сказать: в эту тьму ты должен внести свет, в эту область ненависти ты должен внести любовь, в эту дисгармонию ты должен внести гармонию; твое место там, где воля сатанинская действует наиболее решительно, наиболее разрушительно… И в этом смысле отцы Церкви, подвижники всегда рассматривали все положения, в которых они находились, как волю Божию не потому, что дурная ситуация была Богом вызвана, но потому, что их место было там.

Внутренняя примиренность с обстоятельствами, с людьми не означает, что мы должны рассматривать все обстоятельства и всех людей, как будто они добрые, но означает, что наше место — в их среде для того, чтобы мы внесли туда нечто.

Теперь, если от русского слова, приводящего к мысли о примиренности, внутреннем покое, строе внутреннем, перейти к тому, как, скажем, латинский язык и производные от него языки определяют смирение, это тоже дает нам интересную картину. Слово humilitas происходит от humus т.е. «плодородная земля» и просто «земля». И если взять землю как притчу, то вот — она лежит безмолвная, открытая под небом; она принимает безропотно и дождь, и солнце, и семя; она принимает навоз и все, что мы выкидываем из нашей жизни; в нее врезается плуг и глубоко ее ранит, и она остается открыта, безмолвна, и она все принимает и из всего приносит плод. По мысли некоторых писателей, смирение — это именно состояние человеческой души, человеческой жизни, которая безмолвно, безропотно готова принять все, что будет дано, и из всего принести плод.

И вот, когда мы ищем смирения, мы можем ставить перед собой вопрос: как мы относимся к тому, что Господь нас посылает в ту или иную обстановку? С внутренним миром или с протестом, с разборчивостью? «Я не этого хочу, я хочу другого — почему Ты меня сюда послал? Я хочу добра, Ты должен был послать меня в ту обстановку, где все вокруг добрые и будут меня вдохновлять, помогать, нести на руках; почему Ты меня посылаешь в обстановку, где все — мрак, где все — плохо, где все — дисгармония?»

Эта наша обычная реакция, и это один из показателей того, что наша реакция не смиренна. И когда я говорю «смиренна», речь не о том, чтобы чувствовать себя или сознавать себя как бы побежденными: «Что же я сделаю против воли Божией — смирюсь». Нет, не побежденность, а активное смирение, активная примиренность, активный внутренний мир делают нас посланниками, апостолами, людьми, которые посланы в темный, горький, трудный мир, и которые знают, что там их природное место или благодатное место.

Продолжая эту тему земли: Феофан Затворник в одном из своих писем пишет своей корреспондентке: «Изумляюсь… Вы отправились на грязевые ванны лечить свой ревматизм, а когда на Вас льют помои, чтобы исцелить Вашу душу от ее недостатков, — Вы жалуетесь». Такая постановка вопроса очень интересна. На самом деле, грязевые ванны мы выбираем, а помои, которые на нас льют, за нас выбирают другие — и мы жалуемся. И в этом почти всегда вся разница. Серафим Саровский говорил, что любой самоизбранный подвиг человек может взять на себя и выполнить, потому что самолюбие, гордыня даст ему на это энергию; а вот справиться с тем, что судьба дает (он не употреблял слово «судьба», но — что Бог пошлет), совсем другое дело: я же этого не выбирал!. И надо просто склониться перед волей Божией; но не пассивно, а склониться, как кладут земной поклон, получить благословение и вступить в подвиг творения дела смирения.

И еще одно: я не думаю, что смирение заключается в том, чтобы давать кому бы то ни было себя затоптать в грязь; какой бы то ни было начальник — офицер в армии, или священник, или начальник бригады — может быть глубоко смиренным, а по чувству ответственности поступать твердо, строго и решительно. Я не думаю, что такой начальник, скажем, игумен в монастыре, приходской священник или офицер в армии, ищущий смирения, должен непременно создавать хаос тем, что он никогда не в состоянии принять решения и провести его в жизнь. Смирение — совсем другое. Скажем, в Церкви человек, поставленный на ответственный пост, может быть предельно смиренным — и, по послушанию, быть решительным и строгим.

Как я уже сказал, смирение — очень сложная тема в том смысле, что это слово покрывает много понятий. Кто-то из английских писателей сказал, что смирение — это прежде всего реализм; когда на мысль, будто я гениален, я спокойно себе отвечаю: не будь дураком, ты очень посредственный человек! — это начало смирения, которое происходит от реального видения вещей. Реализм в этом отношении может быть воспитан даже чувством юмора: сделал что-нибудь, чувствуешь, что это очень здорово, а посмотришь на себя и… Моя мать мне как-то сказала: «Сбил-сколотил — готово колесо; сел да поехал — ай, хорошо! Оглянулся назад — одни спицы лежат!». И вот часто можно было бы на себя посмотреть так, даже не со злой улыбкой, а просто с улыбкой: какой ты смешной, чего ты пыжишься!.. (Немножко из смежной области. Помню, в детском летнем лагере кто-то из моих товарищей разозлился, пришел в страшную ярость; и наш руководитель вместо того, чтобы его остепенить, взял зеркало и поставил перед ним; когда тот увидел свою физиономию, свое выражение лица, у него вся ярость спала, потому что таким ему быть ничуть не хотелось: можете себе представить, на что похоже миловидное лицо, которое вдруг исказится бешенством). И если так к себе относиться, то очень часто у нас рождался бы тот род смирения, который происходит просто от реализма.

Самый же глубокий род смирения, смирение святых, происходит от того, что они видели своим духовным взором красоту Божию и святость Божию, дивность Божию; и не то чтобы сопоставляли, сравнивали себя, но бывали так поражены этой неописуемой красотой, что оставалось только одно: пасть ниц в священном ужасе, в любви, в изумлении; и тогда уже о себе и не вспомнишь просто потому, что красота такая, что неинтересно уже думать о себе: кто же станет смотреть на себя, когда можно смотреть на что-то, превосходящее всякую красоту?

Митрополит Антоний Сурожский

«На вопрос, в чем заключается счастье для человека, выдающиеся мыслители всех времен, философы и поэты в своих произведениях отмечали, что самое большое счастье – уметь любить и быть любимым, а затем, иметь личную свободу, не быть никому рабом. Христиане уточнили бы: надо любить Господа, чтобы правильно любить человека; а чтобы быть свободным и уметь правильно пользоваться ей, нужно освободиться от своих страстей. Без этого свобода окажется не только великим, но и опасным даром. Любовь то благо, которое переходит в вечную жизнь и становится ее главным содержанием; а свобода углубляется и расширяется в богообщении, в осознании царственного достоинства человека.»
«В земной жизни свобода – это возможность нравственного выбора. В вечном бытии свобода – избавление человеческой души от всех негативов; это вхождение человека из состояния борьбы с демоническими силами и грехом в бесконечный покой Божества, где нет противоречий и противостояний, где человеческая воля соединена и слита с божественной волей. Итак, счастье человека – любовь и свобода.»
«В благодеянии нет проигрыша. Через человека милостыню берет Христос, Который обещал стократно воздать дающему. Давая бедному, особенно от своей скудности, можно дерзновенно сказать, что ты делаешь должником Самого Христа, а за Ним не пропадает долг. Если же тебе люди отплатили неблагодарностью или даже злом за добро, то в очах Божиих дар твой многократно увеличился.»
«В Евангелии Господь строже всех обличал фарисеев – этих артистов добра и лицедеев религии, которые писали изречения из закона Моисея на широких рукавах одежды, чтобы иметь их перед глазами, но в сердце у них были написаны слова: сребролюбие и тщеславие. Надо принуждать себя силой воли давать милостыню, особенно тайную и никому не говорить об этом ни прямо, ни намеком. Сначала это будет трудно, как делать операцию на собственном теле или прижигать себя раскаленным железом. Но затем человек начинает чувствовать радость от того, что он исполняет заповедь Божию: ощущает прикосновение благодати к своему сердцу, которая дает светлую радость, а не темное наслаждение, как при мысли о накопленных деньгах. Он начинает понимать слова Спасителя, что блаженнее давать, чем брать. Он ощущает, как змей выползает из его сердца и благодарит Бога, как умирающий – за возвращение к жизни.»

Далее можно прочитать в статье архимандрита Рафаила (Карелина) «О грехе сребролюбия», опубликованной на его официальном  сайте  в рубрике «О духовной жизни» 15.12.2012 года.
 

   Есть у меня любимая матушка, если можно так выразиться, не затронув ничьи чувства в смысле сдерживания эмоций православными. Ну, никак мне не хочется сдерживаться. Вот люблю и радуюсь каждый раз, когда открываю написанные ею книги. Когда захожу на сайт монастыря, где она – игуменья Феофила. Конечно, родство по духу, конечно, доброта и радость, которые, как не пытайся скрыть, просто изливаются от нее в мир. И еще,  дорога мне матушка своей совершенной открытостью без тени лукавства, позы, желания «казаться» и «соответствовать». Она такая, какая она есть: искренняя и честная, живая, радостная, любвеобильная. И, наблюдая за статьями сестер на сайте, их жизнью в монастыре трудно не заметить, что и все они, которые воспитываются под крылом матушки, стараются быть  честными, настоящими.
   Лукавство, и в большом и в малом, стало неотъемлемой частью  мира сего. Произвести впечатление, угодить, повлиять, подчинить, получить личную выгоду, ублажить себя любимого и для этого слукавить, уже вписано в культуру общения сегодняшней реальности. «Остерегайтесь подделок», — говорит матушка. Конечно, ведь мы привыкаем «слыть», а не «быть». И сами не замечаем, в какой момент перестаем узнавать себя естественных, настоящих. Усвоив «правила поведения», мы начинаем прятаться за ними  от себя,  от людей и, главное, от Господа. Хотя подобное «делание» заранее обречено на провал.
   Сегодня мне хотелось бы привести небольшой текст с  любимого сайта: http://www.feofila.ru/, который гораздо лучше меня составит ваше представление о жизни в обители.

 « Очень хорошо, что некоторые материалы нашего сайта вызывают споры и протесты; значит, вопросы, связанные с монашеством, интересуют и задевают многих. Конечно, мнения респондентов бывают разные, порой резкие и неприятные, как, впрочем, для кого-то и наши. Что ж поделать, на всех не угодишь, да и что пользы, если станем гладить друг друга вдоль шерстки и представляться такими любвеобильными, смиренными и кроткими, какими на самом деле не являемся.
     К тому же, признаемся откровенно, мы действительно неофиты, как правильно замечено в одном отклике; кто жаждет высокодуховного общения через Интернет, тот пусть поищет другой сайт, вероятно, можно найти что-нибудь подходящее, «Исихазм» например, а мы можем оказаться полезными лишь таким же неофитам.
     Правда, мы не вкладываем в это понятие уничижительного смысла и не считаем, что к неофитам «относятся люди, менее 10 лет живущие церковной жизнью». Кто придумал такие лимиты? Кто определил, что после 10 церковных лет наступает зрелость? Увы, увы! Всякие люди есть: бывает, монашеский стаж 40 лет, а христианства очень мало, а бывает… «я считаю себя в числе новоначальных» – писал  не  кто иной, как святитель Игнатий Брянчанинов.
     Но мы не согласны с предписанием гостя, монахини Сергии, вряд ли премудрой старицы, что неофиты не имеют права на собственные высказывания, а должны только молиться и снисходить к окружающим. Этак, пожалуй, повсюду воцарится молчание, и сеть оскудеет, и печать прекратится, а ждать пока выскажутся великие старцы – пожалуй, не дождемся, святым наши дебаты неинтересны.
     У С. Маршака есть стихотворение о поросенке, который, стремясь показать себя взрослым и  соответственно достойным уважения, старался выговаривать «хрю-хрю», но получался у него нормальный поросячий визг: «и-и». Мораль: выступать следует в меру своих возможностей. Вот мы пока что такие поросята, но в отличие от других поросят стараемся не притворяться достигшими, не козырять духовными понятиями и не рассуждать о добродетелях, которых не имеем. Может быть, кому-нибудь из таких же неофитов подойдет искренность вместо столь распространенной ныне, как выразился другой гость, «православной патоки».
  

  Предлагаю вашему вниманию две книги, которые я очень люблю читать и перечитывать, потому что еще с первого прочтения поняла: в них нет ни тени лукавой «православной патоки», которая очень дезориентирует, да простит меня матушка, и новоначальных и уже идущих по пути.

Вышла и третья книга матушки. У меня ее пока нет. Издательством книги занимался наш МГУ им.Ломоносова. Но в интернете она  уже выложена. Так что надеюсь приобрести ее в скором будущем.

Желаю вам радости от встречи с матушкой и большого удовлетворения от прочтения ее книг.

   Мне хотелось бы предложить вашему вниманию выдержки из беседы Оксаны Головко  с митрополитом Саратовским и Вольским Лонгиным. Как мне кажется, вопросы, на которые Владыка давал ответы, актуальны и интересны. А сайт,  «Православие и мир», где эти материалы были опубликованы,   нуждается в нашей поддержке.

«Сегодня от журналиста требуется поиск проблемных мест везде, где только можно. У нас становится модным говорить о проблемах церковной жизни, не замечая ее достоинств. И я не могу с этим согласиться. Достоинств на самом деле много, и говорить о них можно не только языком официоза, но и вполне адекватно, ярко. Это тоже задача журналистов, причем гораздо более сложная. Описывать отрицательное всегда проще, поэтому у нас умеют и любят писать именно о проблемах. С легкой руки нескольких православных публицистов это стало сегодня считаться хорошим тоном», — такими словами предварил нашу беседу митрополит Саратовский  и Вольский Лонгин.

— Владыка, насколько люди изменились, скажем, за последние 25 лет?

— Выросло новое поколение — первое, которое не жило при советской власти. Это немного другие люди: им не довелось испытать того, что мы испытали на изломе, при переходе из одной эпохи в другую. Мы родом из другого мира и навсегда останемся в чем-то детьми своего времени. Представители нового, «несоветского» поколения не могут понять нашей радости о сегодняшней жизни Церкви, у них нет того, во многом непростого опыта, который имеем мы.
Им в чем-то легче, в чем-то труднее. Их легко обмануть, потому что они не знают таких вещей, которые знаем мы. Их легко увлечь — они еще не понимают: то, что им кажется хорошим и ценным, таковым может и не являться. Но говорить что-то, убеждать – почти бесполезно: обычно молодые люди никогда не слушают старшее поколение, и все шишки стараются набить собственными усилиями на собственной голове. Многие приходят в Церковь, побывав уже в таких местах и испробовав такие вещи (начиная от оккультных практик и заканчивая наркотиками), что иной раз не можешь быть уверенным, что этим людям удастся вернуться к нормальной человеческой жизни. К сожалению, все это не проходит бесследно.

— То есть люди приходят сегодня в Церковь, чтобы защититься?

— Я бы не сказал, что меняются поводы, по которым человек приходит в Церковь. Он всегда откликается на Божий призыв.
Меня порой спрашивают: как вы пришли в Церковь? Не знаю, не могу сказать. Я вырос в обычной советской семье. Пока был маленьким, верующая бабушка водила меня храм, причащала. В тринадцать лет я заявил ей: «Никогда в жизни больше в твою Церковь не пойду», — и не ходил до определенного времени, а потом пошел сам, почему – не знаю. Заинтересовался, начал читать книги, хотя понятно, что найти их тогда было непросто. Потом решил поступить в семинарию, потом стать монахом, и вновь не знаю – почему?
Господь зовет – человек идет, и не всегда бывают какие-то внешние при этом побуждения: беды или радости.

— Какие основные проблемы у современных христиан?

— В Писании сказано, что Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8). И благодать Божия в той же мере изливается на человека, который приобщается к ней в церковных таинствах. Поэтому условия, которые есть у нас для спасения, ничем не хуже тех, которые были и 100, и 500, и 1000 лет назад. Меняются люди: их отношение к миру становится все более приземленным, прагматичным. Есть и проблема, о которой говорил ещё преподобный Серафим Саровский: сегодня у людей гораздо меньше решимости, чем у древних христиан. Очень мало тех, кто готов полностью отдать самих себя, идти за Христом, посвятить Ему всю свою жизнь.
Кроме того, современный человек иной раз приходит в Церковь, ожидая от нее того, что ей не присуще. Он привык, имея дело с явлениями окружающего мира, рассматривать все с точки зрения: «работает» – «не работает». То есть все, с чем сталкивается человек, с чем он имеет дело, по его мнению, должно иметь какую-то видимую эффективность, давать результат. А с Церковью не так.
Церковь – это жизнь. Церковь не помогает, не защищает, не охраняет, не укрепляет, не поддерживает – в привычном утилитарном смысле. Она не средство для улучшения чего-либо, а жизнь сама по себе. Это не сразу и далеко не всем бывает понятно. И потому есть люди, которые приходят в Церковь с некими ожиданиями, а потом, увидев, что Церковь этих ожиданий «не оправдывает», уходят недовольными. Причем, если человек гордый, он пытается зачастую даже «отомстить» Церкви, не желая простить ей того, что какое-то время считал себя её частью.

— Но ведь человек может искать любви, а находить – формальное отношение.

— В Церковь человек приходит не за любовью от таких же, как он, людей, это неправильно. Он приходит к Богу. И я не верю, что люди, приходящие из мира, видят, что в Церкви – хуже, чем в миру. Тогда бы в Церкви никого не было, все бы разошлись. Никто ведь не держит людей в храмах насильно.

— Но ведь человека, находящегося в поиске, эта формальность, равнодушие (чаще это присуще большим храмам) могут отпугнуть.

— Отпугнуть можно чем угодно, даже излишней опекой и излишним вниманием. Молодые люди из дома сбегают от чрезмерного над ними родительского попечения.
Церковь честно говорит о себе, что она – больница. Каждый раз перед исповедью священник произносит: «пришел еси во врачебницу…». В больнице мы видим всякое: и добрых, и злых, и больных, и здоровых, и хороший персонал, и не очень. Мы все люди. Церковь – это общество кающихся грешников.
Что же касается «больших» храмов (точнее, храмов, куда ходит много людей, просто потому, что других храмов поблизости просто нет), это проблема, которую бесполезно обсуждать в интернете, ее нужно решать — строить храмы. Досталась она нам в наследство от предыдущей эпохи, когда храмов было мало.
Сейчас в больших городах их стало чуть больше, но это коренным образом не изменило ситуации. И действительно, порой храм напоминает собой «комбинат религиозных услуг» — когда на два, три, максимум пять священников приходится население одного, а то и двух микрорайонов по нескольку десятков, а то и сотне тысяч человек. Даже если это будут золотые священники, преподобные, они не смогут уделить каждому человеку столько внимания, сколько необходимо, не смогут услышать и понять всех, «обнять» своей заботой, любовью.
И, кстати, когда на одного священника будет приходиться нормальное количество прихожан, можно будет судить объективно: вот этот священник отвечает своему предназначению, а вот этот – никуда не годится, и вместо того чтобы людей привести к Богу, он их отталкивает от Церкви.

— А появление традиции исповеди на Литургии?

— Это не появление традиции, а остаток старой, советской. Я 11 лет был настоятелем Подворья Троице-Сергиевой Лавры в Москве, и могу сказать, что во всех благоустроенных московских приходах настоятели старались, чтобы исповедь совершалась с вечера. Когда я приехал в Саратов, увидел, что там исповедь только на Литургии. И вот 8,5 лет борюсь, в том числе и с этой практикой. По крайней мере, в городе ее почти удалось перебороть.
Но здесь надо понять простую вещь: есть много людей, которые хотят причаститься, но они могут приехать на службу только с утра. Скажем, в селе, в райцентре — на Всенощную придет 20 человек, а на Литургию в праздничный день — 100 человек, потому что жители из соседних сел, где храма нет, не могут приехать дважды. Хотим мы того или не хотим, но нам все равно приходится «подстраиваться» под ту ситуацию, в которой сегодня живут люди.

— Случается, человек не уходит из Церкви, а отходит, живя в параллельном мире, но все-таки зная, что он – часть Церкви. Как помочь ему вернуться?

-Чаще всего человек уходит, потому что ему в Церкви плохо. Но почему плохо? Не потому, что к нему там плохо отнеслись, а потому, что не может победить в себе грехи и, будучи в Церкви, не может забыть о них. Это его мучит, тяготит его душу. Перед ним встает вопрос: кто плох – он или Церковь? И обычный человек, если он не борется с грехом в себе, как правило, не хочет и не может смириться и признать, что он не прав, и потому начинает отвергать Церковь.
Причем никакие убеждения, никакие самые замечательные батюшки, кто б его в Церкви ни встречал, не помогут. Огонь сжигает его изнутри — и это, если хотите, то самое состояние, когда человек еще здесь, на земле, начинает гореть в адском пламени. И это основная причина.
Для себя, конечно, он находит оправдания: и это не так, и попы такие-сякие, вон на каких машинах ездят, бабки грубые, на службе долго стоять надо, славянский язык, ничего не понятно… Самооправдание — это ведь гораздо проще, чем вырвать из сердца с корнем хотя бы один грех.

— У Вас хоть однажды мелькала мысль уйти из Церкви?

— Вы знаете, мне некогда было об этом думать. Я учился, потом восстанавливал подворье Троице-Сергиевой лавры в Москве – был первым его настоятелем, возвращал здания, ремонтировал, служил. Братия здесь начала собираться. С народом все это время занимался, как умел. Потом меня поставили в архиереи.
Да и вообще нормальному человеку о таких вещах думать не приходится. Для меня и для огромного количества моих близких и дальних знакомых, священников, архиереев, монахов, просто верующих мирян, Церковь – главная составляющая бытия. А я говорю о десятках, сотнях людей, которых лично знаю. Очень немногие, буквально единицы из них, ушли даже не из Церкви, а из клира.
 

— Понятие «православный цинизм»…

— Родилось в голове у кого-то из журналистов. Надо очень аккуратно относиться к терминам. Кто-то придумал хлесткий заголовок и теперь все с ним начинают носиться.
Цинизм – это когда человек смеется над тем, что должно быть свято для него и для окружающих. Бывает ли цинизм православным? И «католический цинизм» тогда, наверное, существует, и «исламский цинизм». Может быть, и у свидетелей Иеговы есть особый вид цинизма?
По большому счету цинизм — это когда человек говорит одно, а делает другое. Человек, который так живёт, обманывает себя и окружающих, и это приводит к особому нераскаянному состоянию его души. Когда человек живет в том состоянии, которое святые отцы называли «сожженной совестью».
У преподобного аввы Дорофея есть такая классификации лжи: «иной лжет мыслью, другой лжет словом, а иной лжет самою жизнью своею». Но это явление – общечеловеческое.
 

— Часто можно услышать, что вот, человек 30 лет в Церкви, а от него исходит такая агрессия…

— Я тоже 30 лет в Церкви, и 30 лет слышу эти разговоры.
И лично я церковных старух 80-х годов вспоминаю с уважением и радостью. Да, они были простыми людьми, могли прикрикнуть, сделать замечание, но зачастую в этом не было ни злости, ни ненависти, а скорее, боль по поводу того, что они видели. В основной своей массе это были удивительно светлые, чистые, добрые люди, которые прожили тяжелую, страшную жизнь и при этом остались настоящими христианами.
Дай Бог, чтобы и мы — люди, которые сегодня с такой требовательностью приходим в Церковь, с таким чувством, что нам все должны, что нас тут же следует охватить любовью и заботой, — дожив до старости, приобрели бы те чувства к Богу и людям, которые были у них.
 

— Нет ощущения, что люди воцерковились, стали соблюдать посты, но забыли о главном – о Христе?

— Помните «Письма Баламута» Льюиса? Бес говорит, что постоянно заставляет людей бороться с тем, что опасности не представляет. У нас посты соблюдает очень мало народу, как и живет церковной жизнью в целом. А мы уже начинаем паниковать: караул! Всех замучили постами да молитвенными правилами!..
Я не могу и не хочу так обобщать: «из жизни людей ушел Христос». Недостатки есть в жизни каждого человека. Причем если человек считает себя христианином, ходит в церковь, исповедуется, но тяжелые грехи не оставляет — с ним происходит то, что произошло с Иудой на Тайной Вечере: он причащается себе в суд и осуждение. И тогда из его жизни действительно уходит Христос, и сам человек уходит из Церкви.
Но так было всегда, и всегда были люди, которые отказывались вести вот эту повседневную, постоянную борьбу с той своей греховностью, с тем ветхим человеком, который есть в каждом из нас.

— Как вы относитесь к тому, что в жизнь современного верующего входит технический прогресс – в том смысле, что молитву можно послушать на диске или по телеканалу «Спас»… Усилий не требуется…

— Что значит усилий не требуется? Сохранение внимания требует очень больших усилий, это самый настоящий духовный труд.
Я знаю массу людей, которые слушают правило в машине. Я и сам зачастую так делаю и не считаю, что это не труд. Сегодня жизнь многих людей, в том числе духовенства, жестко регламентирована: масса обязанностей, груз ответственности. И даже если они послушают утреннее и вечернее правило или другие молитвы в записи, не думаю, что это будет свидетельством того, что они забыли Бога.
 

— Случается, люди, работавшие в организациях, позиционирующих себя православными, жалуются, что атмосфера, отношение руководства там гораздо хуже, чем в светских. Почему так происходит?

— Прежде всего, думаю, в этом случае, как и в других, не надо делать слишком широких обобщений. В Русской Церкви, на территории России 30 тысяч православных приходов, не считая других православных организаций. Где-то лучше, где-то хуже. И как можно обобщать?
Это как игумен Петр (Мещеринов) на вашем портале заявил недавно, что современное монашество никуда не годится и ни одному человеку он не посоветует идти в монахи. Тысячи людей спасаются, молятся, трудятся, приносят огромную пользу другим людям, а один человек вот так взял – и обобщил. Я с этим принципиально не согласен.

-Я знаю случаи, когда руководители фирм говорили сотрудникам: мы все православные, значит, вы будете мало получать — важно работать и во славу Божию, плюс неуважительное отношение — православный должен смирять гордыню.

— Вот это, конечно, безобразие, из такой организации надо уходить.
Но я понимаю под словом «православная организация» ту, которая имеет отношение к Православной Церкви. Если это просто некая фирма, глава которой сказал, что вот я православный, соберу православных и буду им платить в два раза меньше, чем другие, причем тут православие?

— Почему некоторой частью общества православие сегодня воспринимается «религией напоказ»?

— Потому что люди, в большинстве своем не ходящие в церковь, отвыкли или даже никогда не знали того, что религиозность имеет в том числе и внешнее выражение. Надо спросить у тех, кто думает о православии как «религии напоказ»: а мусульмане, которые публично совершают намаз на Проспекте Мира, у них не ассоциируются с показушностью? А кришнаиты, приплясывающие босиком в индийских одеяниях и бьющие в бубны на улицах российских городов?

— Сегодня христианином проще или сложнее быть, чем 30, 40 лет назад?

— У сегодняшних христиан возможностей гораздо больше, чем в прошлые времена. Вера не является гонимой. Однако вместо открытых гонений появилось скрытое, но постоянно присутствующее напряжение, давление, которое мир не просто секулярный, а активно антицерковный, антирелигиозный оказывает сегодня на каждого человека.
Раньше, проходя мимо храма, перекреститься было трудно, сложно, опасно, потому что кто-нибудь мог увидеть и донести. А сегодня человек не решается сделать это открыто, дабы его не обвинили в неискренности, в показушности (это как раз к предыдущему вопросу).
Все то, что христианство предлагает человеку как добродетель, сегодняшний мир отвергает как нечто неполноценное, ненужное, лишнее. Все основные постулаты сегодняшнего мира, вроде лозунгов «Наслаждайся!», «Бери от жизни все!», противоречат христианству. И очень многие идут этой широкой дорогой, на самом деле ведущей в погибель в прямом и переносном смысле. Это погибель и для каждой конкретной души, и для цивилизации.
Всеобщий дух расслабления, гедонизма делают все более сложным для человека путь за Христом. В Древнем Патерике есть указание на то, настолько будет трудно христианам в последние времена. Авва Исхирион говорил братии: мы сотворили заповеди Божии, следующие за нами достигнут половины нашего дела. А в последних поколениях люди совсем не будут иметь дел, но, оказавшиеся достойными в искушении, окажутся выше нас и отцов наших.

— А что позитивного в жизни современных православных?

— Могу сказать из своего почти девятилетнего архиерейского опыта: везде, где открывается храм, и в этом храме служит достойный священник — не святой, не Иоанн Кронштадтский, а просто добросовестный, ответственный, верующий и добрый, — обязательно вокруг собираются люди. Причем много людей.
Пусть это все равно какие-то незначительные проценты от общей численности населения. Но ведь еще вчера на этом месте ничего не было, и позавчера, и 90 лет тому назад — ни храма, ни молитвенного дома. Открываем приход, устраиваем его, посылаем священника — через 2-3 года уже по воскресениям 50, 70, 100 человек на службе стоят. И это люди верующие, они исповедуются, причащаются. Они стали христианами.
Разве это не свидетельство того, что и в наши дни, вот в тех условиях, в которых мы живем, при тех изощренно-лживых, я бы сказал, лозунгах, которые сегодня буквально пронизывают всё и внедряются в головы людей с пеленок, люди все равно тянутся к Богу?!

— Как научиться любить? Не абстрактное человечество, а соседку тетю Галю, которая жалуется на всех и на вся, или коллег по работе, с которыми не складываются отношения?

— Есть святоотеческий совет, и он самый верный: делать дела любви. Те, кто пытался хотя бы немного следовать этому совету, убеждались в его правоте. В том числе и я сам. Вот нет у меня любви к конкретному человеку, но я иду к нему и ему помогаю. Конечно, когда вижу, что это нужно, а не навязываюсь, не хожу по пятам: «чем тебе помочь»… Когда нет любви – делайте дела любви, а если не знаете, как, постарайтесь за этих людей молиться.
Мы вообще интересные люди. Мы готовы просто стоять и ждать: когда добродетель возьмется ниоткуда, поселится в нашем сердце. Но добродетель как-то вдруг, сама по себе не появится — надо стараться завоевывать ее силой. Добродетель рождается в сердце человека, если он очень усердно трудится.
Есть еще и третье, от себя прибавлю: никогда не злословить человека, которого не получается полюбить, даже если он тебя злословит сам. Начните с этого — просто никогда не говорите плохо об этом человеке. Иногда этот процесс требует длительного времени, и по ходу вы сами увидите, что еще можно сделать. Появится ли любовь – не знаю, это зависит оттого, сколько времени и усилий человек потратит. Но какое-то доброе человеческое чувство будет потихонечку возрастать.
 

«Падшим одно спасение – Господь.»

«Душу, вначале уязвленную неисцелимой язвой вредоносных страстей, никто не мог исцелить ни из праведных, ни из отцов, ни из пророков, ни из патриархов.»

«Спаситель истинный Врач, туне врачующий и Себя дающий в искупительную цену за род человеческий. Он один совершил великое и спасительное искупление и уврачевание души, Он освободил ее от рабства и извел ее из тьмы(20, 5. 6).»

«Господь наш Иисус Христос для того и пришел, чтобы изменить, преобразить и обновить естество, и эту душу, вследствие преступления низложенную страстями, создать, вновь растворив ее Божественным Духом. Он пришел верующих в Него сделать новым умом, новой душой, новыми очами, новым слухом, новым языком духовным, одним словом – новыми людьми".

« Устроив спасение, Господь хочет, чтобы желающие спастись – спасались, но никого не принуждает.»

«Господь хочет, чтобы слово Его посеяно было в сердцах человеческих. Но как земледелец печалится о скудной ниве, так и Господь скорбит о скудном и не приносящем плода сердце.»

«Господь непрестанно ударяет в двери сердец наших, чтобы отверзли мы Ему, и Он вошел и почил в душах наших, и сотворил обитель у нас. Ибо говорит: се стою при дверях и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему (Апок. 3, 20). Для того Он благоволил много пострадать, предав тело Свое на смерть и искупив нас от рабства, чтобы пришедши к душе нашей, сотворить в ней обитель. Ибо и пища, и питие, и одежда, и покров, и упокоение Его – в душах наших. Посему непрестанно ударяет в дверь, желая войти к нам. Примем же Его и введем внутрь себя, потому что и для нас Он есть и пища, и питие, и жизнь вечная. И всякая душа, которая не приняла Его в себя и не упокоила Его в себе ныне, или лучше сказать, сама не упокоилась в Нем, не имеет наследия со Святыми в царстве небесном и не может войти в небесный град. Ты Сам, Господи Иисусе Христе, введи нас в оный!»

«Движение души к спасению начинается образованием желания спасения и твердой решимости сделать это в Господе.»

«Человек по природе имеет предначинание, и его-то взыскует Бог. И поэтому повелевает, чтобы человек сперва понял, поняв – возлюбил и предначал волей. А чтобы мысль привести в действие, или перенести труд, или совершить дело – это благодать Господня дает возжелавшему и уверовавшему. Посему воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли, Сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей. Посему совершение дела Духом зависит от воли человека.»

«Хотя младенец ничего не в силах делать или не может на своих ногах идти к матери, однако же он, ища мать, движется, кричит, плачет. И мать сжаливается над ним, она рада, что дитя с усилием и воплем ищет ее. И поскольку младенец не может идти к ней, то сама мать, преодолеваемая любовью к младенцу за долгое его искание, подходит к нему и с великой нежностью берет, ласкает и кормит его. То же делает и человеколюбивый Бог с душой, которая приходит и взыскует Его. Но гораздо еще более побуждаемый свойственной Ему любовью и собственной Своей благостью, прилепляется Он к разумной душе и, по Апостольскому слову, делается с ней един дух (1 Кор. 6,17).(46, 3).»

«Господь милосердует и долготерпит, ожидая нашего обращения, и если грешим, переносит это в чаянии нашего покаяния, и если падем, не стыдится принимать нас снова…»

« Пробуждение от Бога.»

«(Человека, в грехе находящегося) Богу угодно снова ввести в жизнь и Он увещевает Его, чтобы заплакал и покаялся. И если человек продолжает это делать (оплакивать себя), то кающегося в давних своих прегрешениях Бог убеждает снова плакать и приносить покаяние (чтоб всю жизнь в подробностях оплакивать).»

«Когда по домостроительству Божью бываешь в скорбях, в страданиях, в язвах, тогда что считаешь для себя противным, то это самое служит пользе души твоей.»

«Борьба с собой для склонения воли на призывание.»

«Человек не тотчас, как услышит Божье слово, делается уже достойным благой чести. Утверждая противное, отнимаешь у человека волю и отрицаешь бытие сопротивной силы, противоборствующей уму. Мы же говорим, что слушающий слово приходит в сокрушение и потом начинает он упражняться и поучаться в брани, борется и подвизается против сатаны и после долгого состязания и борения одерживает победу и делается христианином».

«Вникни в умную сущность души, и вникни не слегка. Бессмертная душа есть драгоценный некий сосуд. Смотри, как велико небо и земля, и не о них благоволит Бог, а только о тебе. Воззри на свое благородство и достоинство, потому что не Ангелов послал, но Сам Господь пришел ходатаем за тебя, чтобы воззвать погибшего, изъязвленного, возвратить тебе первоначальный образ чистого Адама. Сам Бог пришел вступиться за тебя и избавить тебя от смерти. Стань же твердо, представ себе, какое о тебе промышление (26, 115. 28).»

«Поэтому христианство не есть что-нибудь маловажное, оно – великая тайна. Познай же свое благородство, а именно, что призван ты в царское достоинство, что ты – род избран и язык свят (1 Петр. 2, 9). Тайна христианства необычайна для мира сего».

«Велики и неизреченны обетования христианам и в такой мере велики, что с верой и богатством одной души не идут даже в сравнение вся слава и лепота неба и земли, и прочее их украшение и разнообразие, и богатство, и красота, и наслаждение видимым. Итак, при стольких побуждениях и обетованиях Господних, как же не пожелать нам всецело приступить к Господу, Ему посвятить себя самих, сверх всего прочего по Евангелию отрекшись, и души своей, возлюбить Его Единого, не любя притом ничего иного?»

«За этим следуют у него и другие побуждения, что цель наша – быть со сродным себе, т.е. с Господом, и особенно, что тогда только и хорошо нам, когда последуем Господу, и что нет хуже состояния, когда не последуем Ему.»

«Душа тому принадлежит, с кем в общении и единении она своими хотениями. Поэтому или, имея в себе Божий свет и в нем живя и украшаясь всякими добродетелями, причастна она свету упокоения, или, имея в себе греховную тьму, подлежит осуждению. Душа, желающая жить у Бога в вечном упокоении и свете, должна умереть для прежней лукавой тьмы, преставиться же в иную жизнь для Божественного воспитания.»

« Между тем, как душа подходит таким образом к решимости начать дело спасения, враг устремляет на нее последние свои разожженные стрелы отчаяния и нечаяния.»

«Случается, что сатана ведет разговор с тобой в сердце: "Смотри, сколько худого сделал ты, смотри, какого неистовства исполнена душа твоя, столько обременен ты грехами, что не можешь уже спастись". Сие же делает, чтобы ввергнуть тебя в отчаяние, потому что неприятно ему покаяние твое. Ибо, как скоро чрез преступление вошел грех, ежечасно беседует он с душей, как человек с человеком. Отвечай ему и ты: "Имей в Писании Господнем свидетельства: не смерти хочу грешника, но покаяния, чтобы обратился он от пути лукавого и был жив (Иезек. 33, 11). Ибо для того сошел Он, чтобы спасти грешных, воскресить мертвых, оживотворить умерщвленных, просветить находящихся во тьме." И действительно, пришедши, призвал Он нас в сыноположение, в град святой, умиротворенный, в жизнь никогда не умирающую, в славу нетленную, только бы мы началу нашему дали добрый конец, пребывали в нищете, странничестве, злострадании, не преставали просить Бога, с неотступностью ударяя к дверь. Как тело близко к душе, так и Господь близок и готов прийти и отверзть заключенные двери сердца, и даровать нам небесное богатство. Он благ и человеколюбив, и обетования Его не ложны, если только с терпением взыщем Его до конца».

«Когда все противные мысли отстранены, борьба с собой для склонения воли кончается и образуется решимость работать Господу для совершения своего спасения, решимость крепкая, как смерть. Выражение её: хоть умереть, а не стану более поблажать греху.»

«Святой Макарий говорит о душе, в которой есть истинная решимость, что бы ни было ей нанесено, среди тысячи искушений, все претерпевая, она говорит: если и умру, не оставлю Его (то есть Господа, в угоду греху и врагу)».

« все неуспехи в духовной жизни, все падения и отпадения и все нравственные настроения происходят от недостатка самоотверженной решимости работать Господу с отрешением от всего.»

«Очень немного таких, которые с добрым началом соединили добрый конец, непреткновенно дошли до цели, имеют единую любовь к Единому Богу и от всего отрешились. Многие приходят в умиление, многие делаются причастниками небесной благодати, уязвляются небесной любовью, но, не выдержав встретившихся на пути различных борений, подвигов, трудов и искушений от лукавого, поскольку у каждого есть желание любить что-либо в мiре сем и не вовсе отрешаться от любви своей, возвратившись к разнообразным мiрским пожеланиям, по слабости и недеятельности, или по боязливости собственной своей воли, или по любви к чему-либо земному, остались в мiре и погрязли в глубине его.»

«Чтобы яснее доказать нам самым делом, как многие гибнут по собственной своей воле, тонут в море, похищаются в плен, представь себе, что горит какой-нибудь дом: один, вознамерившись спасти себя, как скоро узнал о пожаре, бежит вон и, оставив все, решившись же позаботиться только о душе своей, он спасается, другой, вознамерившись взять с собой некоторые домашние утвари или иное что, вошел в дом, чтобы забрать это и, пока забирал, огонь взял силу над домом и его захватил в доме и сжег.»

Далее можно прочитать : Добротолюбие. Том 1.

«Последняя цель и верховное благо человека в Богообщении. Бог благоволит почивать в нем и человек нигде не находит покоя, как только в Боге. В таком сродстве состоит человек с Богом по первоначальному назначению в творении.»

«Нет иной такой близости и взаимности, какая есть у души с Богом и у Бога с душою».
«Как небо и землю сотворил Бог для обитания человеку, так тело и душу человека создал Он в жилище Себе, чтобы вселяться и упокоиваться в теле его, как в доме Своем, имея прекрасною невестою возлюбленную душу, сотворенную по образу Его».

«Имея такое назначение, человек был приспособлен к нему в самом сотворении. В творении он был поставлен у цели.»

«Душа – дело великое и чудное. При создании ея, такою сотворил ее Бог, что в естество ея не было вложено порока, напротив того сотворил ее по образу добродетели Духа, вложил в нее законы добродетелей, рассудительность, ведение, благоразумие, веру, любовь и прочие добродетели, по образу Духа…. Он вложил в нее разумение, волю, владычественный ум, воцарил в ней и иную великую утонченность, соделал ее удободвижною, легкокрылою, неутомимою, даровал ей приходить и уходить в одно мгновение, и мысленно служить Ему, когда хочет Дух».

«Человек был в чести и чистоте, был владыкою всего, начиная от неба и до  дольняго, умел различать страсти, чужд был демонам, чист от греха, или от пороков, — Божиим был подобием».

«Послушав лукавого, Адам продал себя ему, а тот завладел им, наполнил его всяким злом.»

«…в душу – эту прекрасную тварь, — облекся лукавый. Душа называется телом лукавой тьмы, пока в ней пребывает духовная тьма; потому что там живет и содержится она в продолжение лукавого века тьмы».
«…лукавый князь облек душу грехом, все естество ея, и всю ее осквернил, всю пленил в царство свое, не оставил в ней свободным от своей власти ни одного члена ея, ни помыслов, ни ума, ни тела, но облек ее в порфиру тьмы. Как в теле (при болезни) страждет не один его член, но все оно всецело подвержено страданиям: так и душа вся пострадала от немощей порока и греха».
«Ветхий человек совлек с себя человека совершенного и носит одежду царства тьмы, одежду хулы, неверия, небоязненности, тщеславия, гордыни, сребролюбия, похоти, и другие одеяния царства тьмы, нечистые и скверные рубища».

«Правда однакоже подвергла его праведному наказанию; и он оставлен как запустелый дом».

«Удалившие человека от небесного образа мыслей, низвели его к делам лукавым, — вещественным, земным, бренным, к словам, помышлениям и рассуждениям суетным…»

«Вследствие падения, вся тварь и весь род человеческий подвергся тиранству врага и страстей».

«Таким образом и душу и примешавшийся к ней грех уподобляем великому дереву, у которого много ветвей, а корни в земных глубинах. Так и вошедший в душу грех овладел ея пажитями до глубочайших тайников, обратился в привычку и предубеждение, с младенчества в каждом возрастает, воспитывается и учит его худому».

«Обязательное следствие падения – всюду в мире царствующее смятение.»

«И как один ветер может приводить в колебание и движение все растения и семена; и как  одна ночная тьма распростирается над целою вселенною: так князь лукавства, будучи некою мысленною тьмою греха и смерти, каким-то сокровенным и жестоким ветром обуревает и кружит весь на земле человеческий род…»
 

«Все испытывали это, но никто не знал, что это за зло и откуда оно, почитая такое состояние естественным».

«Видимый мир, от царей и до нищих, весь в смятении, в нестроении, в борьбе, и никто из них не знает тому причины, то есть этого явного зла…. этого жала смерти: потому что приведший грех, как разумная некая сила и сущность сатаны, посеял всякое зло: он тайно действует на внутренняго человека и на ум, и борется с ним помыслами; люди же не знают, что делают сие, побуждаемые чуждою некоею силою; напротив того думают, что это естественно, и что делают сие по собственному своему  разсуждению».

«Как не велико зло от падения, оно не совсем умертвило человека. Остались в нем проявления духовной жизни».

«В нас действует зло со всею силою и ощутительностью, внушая все нечистые пожелания, однакоже срастворено с нами не так, как иные говорят сие о смешении вина с водою, но как на одном поле растут и пшеница  сама по себе, и плевелы сами по себе, или как в одном доме находятся особо разбойник и особо владелец дома».
 

Далее можно прочитать: Добротолюбие. Том 1.

«Сошлись некогда отцы к св.Антонию, чтобы расследовать, какая добродетель совершеннее всех и какая могла бы охранить монаха от всех сетей вражиих. Всякий их них сказал, что казалось ему правильным. При чем одни похвалили пост и бдение, так как они упорядочивают помыслы, тонким делают ум и облегчают человеку приближение  его к Богу; другие больше ободряли нищету и презрение вещей земных, потому что через это ум становится  спокойнее, чище и свободнее от забот мирских, а потому приближение его к Богу делается более удобным; некоторые  хотели дать преимущество  пред всеми добродетелями  милосердию, потому что Господь скажет милосердным: приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира (от Матфея 25,34); иные говорили иное. А св.Антоний сказал: все добродетели, о которых вы поминали, очень спасительны и крайне нужны тем, кои ищут Бога, и кои пламенеют сильным желанием приблизиться к Нему. Но мы видели, что многие измождали свои тела чрезмерным пощением, бдениями, удалением в пустыню, усердно также ревновали о трудах, любили нищету, презирали мирские удобства, до того, что не оставляли себе столько, сколько нужно на один день, но все, что имели раздавали бедным; и однакоже бывало, что после всего этого, они склонялись на зло и падали,  лишившись плода всех оных добродетелей, делались достойными осуждения. Причина этому не другая какая, как то, что они не имели добродетели разсуждения  и благоразумия, и не могли пользоваться ея пособием.»

«Видел я, говорил св. Антоний, однажды все сети врага, распростертыя по земле, и со вздохом сказал: кто же избегнет их? Но услышал глас, говорящий мне: смиренномудрие.»

Далее можно читать: Добротолюбие.Том1.