Случаи из практики
Ко мне в течение полугода методично записывалась на прием женщина, каждый раз просившая избавить ее сына от пристрастия к курению наркотической травы. Она приходила бледная, какая-то измученная и хронически уставшая. Мне было очень не просто смотреть в ее глаза, наполненные мольбой – «Сделайте хоть что-нибудь». А что я могла сделать? Один раз удалось побеседовать с ее сыном наедине. Он долго и очень уверенно рассказывал мне о том, что практически во всем мире «трава» узаконена. Что в школе ее курят подростки, с малолетства, что мы – «темные и дремучие», просто догоняем весь мир, который ушел от нас вперед семимильными шагами. Но в его примитивной логике прослеживалась одна очень ясная мысль – «Если это приносит мне удовольствие, то почему я должен от этого отказываться?» Мы поговорили и о здоровье и о маме, которая очень страдала и о том, что «трава» может быть началом не слишком удачного продолжения, потому что наступает момент, когда человек переходит на более сильные «допинги удовольствия». Его уверенность в себе была заоблачной. Юношеский максимализм – обычным. Жажда псевдосвободы и достижение ее любым путем – несколько неадекватной. Он предупредил, что пришел только на один прием, чтобы мать отвязалась и, закончив монолог, встал и вышел из кабинета.
В глазах у матери, которая, практически, вбежала следом за ним, светилась надежда. Но встретившись со мной взглядом, она обессилено опустилась на стул.
Я очень много слышала чудесных историй от своих пациентов о Высоцком монастыре, что в городе Серпухове. И мы с ней решили, что она начнет ездить к Чудотворному Образу Матери Божией, просить о милости к сыну до тех пор, пока ее просьба не будет услышана.
Прошло очень много времени. Я, загруженная работой, забыла об этом случае. И вот однажды, спустя года три, просматривая записавшихся на следующий день, увидела знакомую фамилию. Не скрою, ждала я эту маму с нетерпением. Очень уж хотелось, чтобы с ее сыном было все хорошо.
Она вошла все такая же худенькая, бледная, но глаза лучились каким-то внутренним светом. Положила мне на стол фотографию милого молодого человека в черном подряснике, который щурясь от солнца, неумело позировал какому-то фотографу-любителю.
— Боренька мой, — сказала она тихим и счастливым голосом, — в монастыре теперь, на послушании. Ездить вот к себе часто не позволяет. Ну, ничего, он там с Богом. А я потерплю.
Приглядевшись, я с удивлением узнала в этом юном послушнике вихрастого любителя свободы и марихуаны.
А случилось вот что. Стала она ездить каждую неделю на молебен. Просила Царицу Небесную вразумить сына. Ничего не менялось. Даже и хуже стало. Сын стал не ночевать дома, связался с какой-то компанией. Но мать не сдавалась. До черных колен стояла она у Образа и дома, смиренно прося за сына. И вот по прошествии двух лет, ей позвонили из какого-то города, что ее сын находится там в районной больнице с сотрясением мозга от сильного удара. Били его. И бросили умирать. Как он попал в этот город, зачем? Она и объяснить не могла. А только нашел его у обочины леса – монах из монастыря, который ехал на лошадке и вез монастырское молочко детишкам в приют, верст за десять, в город. Вот и отвез он юношу туда же в больницу. А потом, когда молочко привозил, навещал своего найденыша, разговаривал с ним, молочком поил. А когда тот совсем в себя пришел, и телефон матери вспомнил, то матери и позвонил.
«Знаете, — рассказывала мне она, — я как голос-то услышала, то показался он мне таким знакомым и родным, но после такого сообщения я и думать об этом забыла, где могла этот голос слышать. Сразу же собралась и к сыну поехала. Там в больнице с ним и жила на двух табуретках, пока не поправился. А перед самой выпиской этот монах и пришел. А как вошел он, я и обмерла. Боренька-то мой незаконнорожденный. Нагуляла я его, как у нас по-простому говорят. Отец его очень красивым был. Первый парень на деревне. Узнал, что ребенка жду, да и уехал из села подальше, чтобы не заботиться. А я от стыда приехала по лимиту на завод Лихачевский, тут и Бореньку родила, тут и работала. Как-то все устроилась. О нем и думать забыла. Жила только для сына. А у него жизнь сложилась плохо. В заключение попал, вышел, опять попал, потом пить начал. А потом встретился с одним стареньким монахом, который сказал ему:
— Пропадешь ты парень от такой жизни. Пошел ты по нижнему пути, но у тебя и верхний путь есть. Встанешь на него, много чудес Божьих увидишь. Не встанешь – сгинешь. Думай.
Он мне рассказал, как напился тогда, потом к старым товарищам поехал, но что-то с ним случилось. Противно ему было от той привычной жизни, в которую он вернулся. И стал он искать свой верхний путь. Вот так в монастырь попал, монахом стал. А про сына своего и думать забыл. Каялся в том, что ребенок у него без отца растет. Искать пытался. Да как найдешь? А тут Матерь Божия и привела жизнь ему спасти. Узнал меня – заплакал. А Боренька смотрит – и понять ничего не может. Вот они теперь вместе – водой не разольешь. А я к ним приезжаю. Редко. Настоятель строгий. Думала на старости лет с внуками поживу. Но ничего, что я хочу – не важно. Важно, что Господь желает.
Мы проговорили еще с полчаса. У меня был следующий пациент. Работалось в этот день так радостно, как будто Покров Царицы Небесной был ощутимо над всеми нами – и над вымолившей сына матерью и над заброшенным в лесах городком, близь которого находился монастырь, покрывавший благодатью все вокруг на много миль, и над моим кабинетом, и над всеми-всеми нами, суетящимися, бегущими, забывающими о том, что Промысел Божий над всеми нами.
