Посеем семена добра…

Я,  словно заплутавшая овца,

Что волей злой от пастыря отбилась.

И бродит где-то в сумрачных лесах,

А ведь когда-то с рук его кормилась.

А ведь когда-то помню гребешком

Чесал он ей свалявшиеся пряди.

И колокольчик ласковой рукой

Ей надевал в глаза, с любовью глядя.

Она сказать стеснялась даже «Бее»,

Она дышать и то при нем боялась.

Но терла все ж тайком бока себе,

Чтоб шерстка побыстрей опять свалялась.

Играл он ей на дудочке своей,

Чтоб рядышком была его овечка.

И мне казалось так же, как и ей,

Что это счастье будет длиться вечно.

Но наш строптивый нрав не от овцы,

Коль мучаем мы пастырей нещадно.

А нас великодушные отцы

За наши беззакония прощают.

И только мы простить не можем им

Пустых обид в сердцах своих незрячих.

Как часто, что имеем — не храним,

А потерявши – горько, горько плачем.

Я, словно заплутавшая овца,

Что волей злой от пастыря отбилась…

Леонид Губанов

Мы себя похоронили —
ни уздечки, ни седла,
только крылья, только крылья,
только песня нам с утра.

И сгорев, мы воскресаем
Вознесенья вешним днём.
Небо с синими глазами
в сердце плещется моём!..

Вербочки

Мальчики да девочки
Свечечки да вербочки
Понесли домой.
Огонечки теплятся,
Прохожие крестятся,
И пахнет весной.
Ветерок удаленький,
Дождик, дождик маленький,
Не задуй огня.
В воскресенье вербное
Завтра встану первая
Для святого дня.

У иконы святой Марии Египетской

Смотрю в лицо твоё, Мария,
Пытаюсь тайну разгадать:
Блудница в годы молодые,
Как ты смогла святою стать?
Какою волей обладая,
Отрекшись сладкого житья,
Живого Бога постигая,
На крест взошла душа твоя?
Одна, без крова, в той пустыне,
Была, смягчая Божий гнев,
Такой духовною твердыней,
Что царь пустыни, гордый лев,
Принёс тебе труды свои,
У ног твоих свой нрав смиряя.
Покровом волосы твои,
Нагое тело укрывая,
Стремясь волной к босым ногам,
Служили в ночь постелью сладкой
И стали белы, как снега,
Тебе неведомой Камчатки.
Под солнцем бешенным, в песках,
Они ль до срока побелели?
Или в молитвах и слезах
От покаянья поседели?
Слезами душу до бела
Омыла ты по Божьей воле.
Непостижимо тяжела
Твоя неистовая доля!
Не случай и не злобный рок –
Сбылись души твоей стремленья!
Непреподъёмен, нам в упрёк,
Твой славный подвиг очищенья.
Я не смогла бы сотворить
Такого страшного изгнанья.
Прости! Не в силах повторить
Я часть от твоего страданья!
Но на колени приклонюсь
И попрошу совместной битвы,
Открытым сердцем помолюсь –
Открой мне путь своей молитвой!

                        3.04.2009г. ВАЛЕНТИНА ИВАНОВА

ПРОЩАНЬЕ

У дебаркадеров лопочет
чернильно-черная вода,
как будто высказаться хочет,
да не умеет — вот беда!
Как будто бы напомнить хочет
о важном, позабытом мной,
и все вздыхает, все бормочет
в осенней теми ледяной.
Мой давний город, город детства
в огнях простерт на берегу.
Он виден мне, а вот вглядеться
в себя, былую, не могу.
Чувств неосвоенная область,
смятенных дум круговорот.
Напрасно старенький автобус
меня на набережной ждет.
Ах, если б не рассудка строгость
и не благоразумья власть!
Но тонко просвистела лёгость,
и связь, как нить, оборвалась.
И вот уже клубит сугробы
и за кормой шумит вода,
и город в ночь уходит, чтобы
не воротиться никогда.
И не сказать, как это грустно,
и взять бы кинуться вослед…
Но жизнь с трудом меняет русло,
когда тебе не двадцать лет.

Не охладела, нет,

скрываю грусть.

Не разлюбила,—

просто прячу ревность.

Не огорчайся,

скоро я вернусь.

Не беспокойся,

никуда не денусь.

Не осуждай меня,

не прекословь,

не спорь

в своем ребячестве

жестоком…

Я для тебя же

берегу любовь,

чтоб не изранил насмерть

ненароком.

Есть признания,-

их произносишь с трудом,

для всего объясненья придумав заранее…

Но большое и честное мужество в том,

Чтоб себе не подыскивать оправдания.

чтобы прямо сознаться:

мол, так-то и так,

жалко нервов

и времени тратить не хочется…

А товарищ… ну что же,

он сам не дурак,

что же мне-то без сна ворочаться?

зря, лукавое сердце,

Как заяц, в кусты,

ты от горя чужого

старательно прячешься.

погоди еще, может, спохватишься ты

и, хлебнув одиночества,

вдоволь наплачешься.

и с обидой скажешь,

что жинь недобра,

и, быть может, в досаде

тебе и не вспомнится,

что когда-то ты сладко спала

до утра

и тебе не мешала чужая бессонница.

Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество Божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

Душа, душа, его согрела?

Такой мороз….

Она молчит. Какое дело,

Что он – замерз?

Какое дело, предал иль просто

Испуган был,

Когда  с другой из клуба «Остров»

Он выходил?

Он и она, никто не таял,

Во льду срослись.

И брошенный друг в друга камень…

Такая жизнь….

Однажды женщина сказала:

— Я так люблю, что мне все мало,

Вниманья мало, мало слов,

Чтоб ты узнал мою любовь,

Могу в тебе я раствориться,

Могу, как птица, насладиться

Свободой неба, а потом

Себя забыть в тебе одном.

Никто не встанет между нами

Ни с обольщеньем, ни с словами.

Я так хочу тебя любить,

Что всякого могу убить,

Кто только близко подойдет,

Кто наше счастье украдет.

И тихо молвила другая:

-Наверно, я любви не знаю,

И что такое – идеал…

Вот только пусть, о чем мечтал,

Чего добиться получилось –

Все обязательно случилось…

Чтоб ты летел и видел небо,

Чтоб побывал везде, где не был,

Чтоб все мечты твои сбылись.

Ты смело поднимайся ввысь!

И, если горе постучится,

Я сразу стану синей птицей,

Готовой горе понести,

Чтобы любимого спасти.

Права — одна? Права — другая?

Поверьте, этого не знаю.

Он выбор сделал на второй

И с ней отправился домой.