Посеем семена добра…

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче» пропели сегодня в Храме. А это означает, что Великий пост – на пороге.

   Вечером батюшка растирал суставы на натруженных ногах и горелся. Скоро начнутся поклоны, а у него коленки совсем не сгибаются. Лет много и ножки за годы служения совсем ослабели.

    — Ну что ж… — вздохнул он как-то особенно тихо, — может, придется алтарников попросить о помощи, а то ведь и не встать самому.

Как же мне было понятно, что он чувствовал в этот момент. Ноги – наш рабочий инструмент, к старости дают о себе знать. Но, в отличие от меня, батюшка быстро переключался на позитив.

    — Когда я был келейником у Владыки, мы с ним ездили лечить суставы на Алтай, — вспомнил он одну из своих «историй».

    —  Годам к пятидесяти Владыку стал одолевать артрит. Да такой сильный, что  мешал службу проводить. Я тогда был молодой и крепкий, мне трудно было до конца понять, что такое, когда «кости болят». Но глядя на мучения от боли у Владыки, жалел его от всего сердца и все старался придумать, куда бы его отвезти полечиться. Тогда ведь не было интернета, — засмеялся батюшка, видимо, намекая на то, что мне на моем келейном послушании думать приходится реже. Компьютер – умная машина помогает ориентироваться в океане информации.

     — Стал я с народом разговаривать, кто одно посоветует, кто другое. Попробуй, разберись, что и впрямь поможет, а что так – выдумка. Владыка сносил все смиренно. А мне покоя не было, так хотелось ему помочь.

И это было так понятно. Когда батюшка заболевал, и наш доктор его осматривал и назначал лечение, мне очень хотелось соблюдать все до мелочей, чтобы как можно быстрее болезнь отступила. Только потом до меня дошло, что все мои приставания с таблетками батюшка смиренно сносил не потому, что верил в их чудодейственную силу. А чтобы меня, маловерную, и доктора не вводить в смущение и огорчение. Творил молитву для Бога и пил таблетки для нашего утешения….

    -Ну вот, — батюшка продолжал вспоминать, — как-то я узнал о таком месте на Алтае, которое называется Белокуриха. Там были такие родоновые источники, которых, оказывается, и в Европе не отыщешь. Рассказал об этом Владыке. И летом отправились туда в отпуск. Это было начало семидесятых. Ты – маленькая была, не знаешь, а ведь в то время ни церковной литературы, ни календариков, ни иконочек, каких надо, почти не было. Владыка все, что смог у себя найти, взял с собой. С этим мы и поехали. Сняли двухкомнатную квартиру и купили талоны на лечение. Хозяйка попалась добрая, спокойная, благожелательная. Мы с Владыкой жили очень неспешно. Не только лечились, но и много гуляли, беседовали с теми, кто к нам подходил. Люди в рясах тогда не так часто встречались, как теперь. И Владыка всем, кому считал нужным, раздавал и иконочки, и книжки, и календари. После нашего отъезда, у них там организовалась новая общинка. Ну, да я не об этом. Вот как-то раз поднялись мы на гору Церковка. А с нее такой вид открылся, что дух захватило от красоты. И стали мы читать по молитвослову акафист Спасителю в благодарность за жизнь, за красоту, за то, что сподобил Он нас тут прибывать….И так тепло и светло от этого на душе стало. А тут, откуда не возьмись, стайка молодежи. Я не понял тогда, толи они не совсем трезвые были, толи просто очень возбужденные, шумные, поднялись на гору и давай шуметь и кричать. А с ними и девушка была. Такая озорная, смелая, как парень. Прошла эта стайка от нас, а девушка задержалась. Со смехом, дерзко, монахов-то в первый раз увидела. Села недалеко от нас и стала за нами со смехом наблюдать. Я на Владыку посмотрел. Стоит он, молится, как ни в чем не бывало, будто и нет, кроме нас никого. Думаю: «И мне так надо». Прошло немного времени, мы начали читать акафист Пресвятой Богородице. Про девушку я и забыл думать. А она, оказывается, не ушла. Встала с земли, потихоньку подошла к нам сзади и стояла, слушая слова молитвы и созерцая ту красоту, которая открывалась с вершины горы. Мы когда закончили молитву, повернулись, я ее не узнал.  И дерзость, и озорство куда-то исчезли. Большими удивленно-кроткими глазами она смотрела то на Владыку, то на меня, будто ей открылось что-то такое важное, нужное,  доселе неведомое, что в минуты изменило ее жизнь…. Да.. – батюшка задумался, — никогда я эти удивленные глаза не забуду. Она тихо-тихо поблагодарила нас и одна пошла в сторону долины.  Еще несколько раз видели мы эту девушку на прогулке. Она гуляла одна, задумчивая и какая-то очень сосредоточенная.  После ее ухода Владыка  поблагодарил Бога и осенил архиерейским благословением Алтайский край на четыре стороны.  Ведь за последние сорок лет в эти места  ни разу не прибывали православные священники. Мы были первыми.  Дивны дела твои, Господи.

«Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля» (Лк.2:29-32).

Эти слова произнес Симеон Богоприимец, когда принял из рук Матери Божией Спасителя миру, принесенного в храм на сороковой день от  Его Рождества. Встреча старца (а в его лице всего человечества) не случайно происходит именно здесь, потому что » Храм — мистический центр мира, где сходятся все меридианы и сферы земли и неба. Храм — преддверие вечности. Там пространство теряет свою протяженность, а время — одномерность и необратимость. В пространстве храма заключается вся Вселенная. Время в храме свернуто, как пергаментный свиток, на котором записана история мира от первого дня творения до Страшного Суда. Его можно раскрыть и прочесть в ритмах богослужения. В храме время циклично: сутки, неделя, месяц, год подобны вращающимся кругам, вложенным друг в друга. Святая Святых храма — это неподвижная точка в движущемся космосе. В храме вместе с людьми ангелы составляют единый хор, где каждое слово превращается в небесный луч. Храм — это океан незримого духовного света. В храме Небесная Церковь встречается с Церковью земной.» — (Архимандрит Рафаил ). И вот именно тут происходит сретение. Провидя грядущие события, старец Симеон сказал Матери Господа нашего: «Вот, из-за Него будут спорить в народе: одни спасутся, а другие погибнут. А Тебе Самой оружие пройдёт душу» (Лк.2: 34-35). Кто много любит, тот много страдает.

Эти слова́ легли в основу написания иконы «Умягчение злых сердец».

О многостральная Мати Божия, Превысшая всех дщерей земли, по чистоте Своей и по множеству страданий, Тобою на земли перенесенных, приими многоболезненныя воздыхания наша и сохрани нас под кровом Твоея милости. Инаго бо прибежища и теплого предстательства разве Тебе не вемы, но, яко дерзновение имущи ко Иже из Тебе Рожденному, помози и спаси ны молитвами Своими, да непреткновенно достигнем Царствия Небеснаго, идеже со всеми святыми будем воспевать в Троице Единому Богу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

В период Великого поста мне приходилось сталкиваться с обострением депрессивных состояний у некоторых прихожан, обращающихся за помощью. Множественные ограничения, которые мы испытываем во время поста, не всегда способствуют нашему «обновлению». Безусловно, важно воспитывать в себе мужество через отказ от комфортного, удобного, привычного.  Но воспитание мужества – не есть главный аспект в покаянии. Так же как и жестко-аскетический отказ от пищи. «Кто сколько может вместить». Если результатом поста становится нарушение психического и физического здоровья, а не встреча с Богом, то, скорее всего, как мне кажется, пост не удался. Из года в год отцы Церкви в духовных беседах и проповедях рассказывают нам о покаянии. Не о том, каким мы его себе представляем, а том, о котором говорил наш Господь Иисус Христос и Иоанн Креститель, Исаак Сирин, Иоанн Лествичник и многие, многие отцы Церкви. Они различали два состояния в человеке. Раскаяние и покаяние. Человек совершает действие, противоречащее духовному закону, оставленному для нас Господом. Он испытывает огорчение, боль и больше не желает поступать подобным образом. Это раскаяние. И по наблюдениям, очень часто мы прибываем в состоянии глубокого и вседневного раскаяния, которое действуют на нас не позитивно, а скорее, разрушительно. Как сказала одна прихожанка: «Я ненавижу себя за то, что каждый день делаю одни и те же грехи. И за 15 лет моего посещения Храма ничего не изменилось». Без раскаяния трудно совершать покаяние. Но если без покаяния жить только в раскаянии, можно очень сильно повредить и своей душе и телу. Самобичевание тоже имеет свои пределы. И, возведенное на высокие ступеньки, скорее мешает смирению и питает гордость. Покаяние же, наоборот, высветляет душу, открывает для нас Царствие Небесное, позволяет прикоснуться к любви Божией и в ней друг к другу. Оно благотворно действует на душу и тело человека, оздоравливая его, приводит к пониманию, что, как говорил Иоанн Лествичник: «покаяние есть дочерь надежды и отвержение отчаяния». «Это не упадок духа, но энергичное ожидание; это не значит, что ты оказался в тупике, но что ты обретаешь выход. Это не ненависть к себе, но утверждение своего истинного «я» как созданного по образу Божию. Каяться — значит смотреть не вниз на свои собственные недостатки, но вверх — на любовь Божию; не назад, упрекая себя, но вперед — с доверием и надеждой. Это значит видеть не то, чем я не смог быть, но то, чем я еще, по благодати Христовой, могу стать». Покаяние – это не просто изменение. Это – надежда на изменение нашего ветхого человека в уповании на милость Божию. Митрополит Антоний Сурожский писал для нас: «Когда мы поступаем не хорошо, когда говорим недолжное, когда темные мысли роятся у нас в голове или сходит на сердце помрачение, мы, если хоть немножко просветимся, начинаем чувствовать угрызения совести. Но угрызение совести — это еще не покаяние: можно всю жизнь упрекать себя в дурных поступках и в злом слове, и в темных чувствах и мыслях — и не исправиться. Угрызение совести действительно может из нашей земной жизни сделать сплошной ад, но не открывает нам Царствия Небесного; к угрызению должно прибавиться нечто другое: то, что составляет самую сердцевину покаяния, а именно — обращение к Богу с надеждой, с уверенностью, что у Бога хватит и любви к нам, чтобы простить, и силы, чтобы нас изменить. Покаяние — это тот поворот жизни, оборот мыслей, перемена сердца, который нас обращает лицом к Богу в радостной и трепетной надежде, в уверенности, что хотя мы не заслуживаем милости Божией, но Господь пришел на землю не судить, а спасти, пришел на землю не к праведным, а к грешным». Как сильно звучит призыв к пониманию, что покаяние невозможно без осознания того, что Бог – центр нашего бытия. И до тех пор, пока внутри нас не вырастет в полную меру это понимание, эта «перемена ума», покаяния может не произойти. Милостью Божией дары благодати Духа Святаго , такие как покаяние, вера, любовь обретаются человеком не сразу, а лишь по мере его готовности принять, сохранять и пребывать в этом. И входит это в нашу жизнь только тогда, когда ведение Бога перемещается с периферии нашего сознания в центр. Когда  Бог  становится самым важным в жизни, всем тем, чем мы живем и мыслим и существуем. Когда личный опыт общения с Ним скажет нам не только то, что Он – есть, но и  Кто Он есть.